Торговец отражений - Мария Валерьева

с ней Осборн, был красноречивее слов. Грейс знала — он весь день будет вспоминать ее образ. Приятно ведь обладать чем-то красивым.

Грейс встала с кровати в восемь тридцать. Поднявшись за двадцать секунд до будильника, она успела выключить его прежде, чем музыка заиграла на весь корпус, успевший уже опустеть.

Похолодало. Утро встретило моросящим дождем, капли которого сверкали в солнечных лучах, отказавшихся скрываться за прозрачными тучами. Ветер пах свежестью медленно надвигавшейся зимы, в здешних краях очень похожей на обыкновенную мокрую осень. Грейс постояла у открытого окна чуть дольше обычного, наслаждаясь тем, как быстро кожа покрывалась острыми мурашками.

В то утро она отказалась от завтрака. Долго лежала, жевала жвачку за жвачкой до тех пор, пока не начало подташнивать. Это знак — разум проснулся. Он негодует. Тогда Грейс заварила крепкий кофе. После первых глотков перед глазами после бессонной ночи прояснились даже самые размытые линии. Грейс могла бы и остановиться, но не стала. Допила до конца. Живот схватило, кишки скрутило, но Грейс попыталась не обращать внимания. Пусть лучше голова работает лучше. Голод заставлял думать быстрее, ум становился как остро заточенный нож, а любая загадка превращалась в сливочное масло. В этот день необходимо быть внимательной.

Долго и старательно Грейс выбирала одежду. Она знала, что лучшая маскировка — и вовсе не пытаться маскироваться. Но отчего-то показалось, что прежняя городская маска может в этот раз подвести. Если прежде в кирпичного цвета пальто Грейс становилась невидимой в переулках, то на окраине не так много домов, чтобы спрятаться. А если сойти с брусчатки, то и вовсе никакая маскировка не спасет.

Грейс ненавидела нервозность, но в тот день отчего-то слишком долго проверяла, все ли положила в сумку, искала зажигалку в ящиках Осборна, расчесывала пушившиеся волосы и бубнила что-то под нос. Даже дождь то расходился, то переставал, словно предчувствуя. Грейс долго стояла у окна, всматривалась в небо и думала, стоило ли брать зонт. Взглянула на раздувшуюся сумку и отчего-то решила, что он не помешает. И хотя небо уже рассеивалось, тучи отступали, все равно взяла.

Из общежития Грейс вышла, когда до половины десятого не доставало нескольких минут. В эти минуты студенты, которые каждый день оставались на полянке, уходили курить, и периметр оставался чист. Незаметно Грейс прошла до тропинки быстрым шагом и скрылась в золотистом сиянии еще не успевших опасть листьев. Уже в тени деревьев надела шляпу, которая превратила ее в ствол дерева для всех, кто не приглядывался бы. А тех, кто хотел бы увидеть ее в учебный час, в округе не было.

Грейс знала, что до остановки идти десять минут, но специально выбрала самый длинный путь, сворачивая на каждую тропинку. Спешить некуда, она все равно успеет. Куда важнее остаться для всех запертой в четырех стенах со статьей. Куда важнее затеряться, а лес Ластвилля скроет что угодно.

К остановке Грейс подошла за минуту до прибытия единственного за день нужного автобуса. Вышла из кустов как раз в тот момент, когда он заворачивал на пятачок асфальта, окруженный деревьями. Начинался дождь. Грейс так и не раскрыла зонт. Слишком заметный. Слишком яркий для нее, летний, слишком зеленый. Надо было взять черный у Осборна. Сошла бы за тучу.

Прежде чем зайти в автобус, Грейс огляделась. Осмотрела каждую лавочку, видневшуюся с остановки, попыталась разглядеть каждый кустик, окружавший дорогу. В салоне никого, кроме нее. Непопулярный маршрут. Приезжает всего несколько раз в неделю. Она заняла любимое место, самое незаметное, в конце автобуса, и закрыла глаза. Первый забег закончен успешно.

Грейс любила тишину. В тишине можно позволить извилинам работать спокойно, не боясь быть прерванными, отвлеченными посторонним звуком, и Грейс предалась размышлениям. Расписанные по минутам события, проверенные, обдуманные, поплыли перед глазами. Она вновь пробежалась по пунктам своего плана, рассмотрела каждый, и наконец убедилась в его безупречности. Иначе быть не могло. Иначе никогда не было. Вся жизнь — идеальный план.

Ластвилль за окном утопал в золоте. Тихий, старый и красивый, хранивший в себе столько тайн, о которых не догадывались даже жители. Грейс видела в каждой луже кровь, вытекшую из отрубленной на гильотине головы. В каждом дуновении ветра чудился ей отчаянный стон человека, томившегося в темнице. В каждом раскате грома слышались вопли заживо сожженных на кострах. Ластвилль долго был городом смерти, где ни у кого никогда не спрашивали о последнем желании. На площади сжигали ведьм, рубили головы, случались кровавые потасовки. Столько загубленных жизней хранили его красоты, что никто не хотел вспоминать об этом.

Грейс вышла за две остановки до конечной. Прежде моросивший дождь закончился. Она поправила пальто, шляпу, достала пачку сигарет и закурила. Она курила редко, пачку сигарет растягивала на месяцы. Никотин зажигал ее. Ум Грейс остер, но капризен. Его постоянно нужно будить, чтобы работал безошибочно, и совсем не важно, что для этого нужно сделать. Цель оправдывает средства.

Грейс прогуливалась неспешным шагом. Окраины Ластвилля, тихие, узкие, темные, не любили беготни. Люди уходили утром и оставляли дома в одиночестве дожидаться возвращения. Темневшие на солнце окна, казалось, становились печальными глазами, а двери — раскрытыми во вздохе печали ртами. Деревья на окраинах уже облетели, понимая, наверное, что их красота не привлечет внимания. Даже птицы не шумели в листве. Все молчало, и тишина нарушалась только глухим стуком невысоких каблуков по брусчатке. Удивительно замаскировалась смерть среди живых. Даже не заметишь, если не присмотришься.

Грейс не встретила ни одного человека по дороге в кафе, располагавшегося на первом этаже непримечательного дома, одного из дюжины, составлявшей последний оплот цивилизации Ластвилля. Незаметная табличка, никакой рекламы у входа. О кафе не знали даже некоторые люди, жившие рядом. Даже пыль с брусчатки не смахивалась. Казалось, что она выкрашена в серый.

Дверь открылась с тихим скрипом. Кафе встретило ароматом кофе и свежей выпечки. Непримечательный светло-зеленый интерьер, искусственные цветы на каждом столике и написанное от руки меню — заведение не зря не пользовалось популярностью. Дизайнер бы им не помешал. Если были средства, чтобы оплатить его работу.

Хозяин сразу же заметил Грейс, стоило той перешагнуть порог кафе. Расплылся в наиприятнейшей, но отдававшей приторностью, улыбке. Не зная имени, он помнил, где Грейс любит сидеть, и учтиво проводил до столика в углу, позабыв и о газете, которую читал за кассой,