ЮлиАнна - Зульфия Талыбова

но мешал страх. Она хотела рыдать, но было страшно. Вдруг рядом окажется бабуля и ударит, чтоб не ревела. Юля ощущала, что в ней так много этого невыплаканного, начиная от смерти мамы по сей день, и оно представлялось ей гигантской плотиной, которую вот-вот прорвёт.

Она продолжала поглаживать себя по плечам. Вспомнив как Лёша, бывало, сюсюкал с ней, называл ушастиком и даже гладил по спине, когда она жаловалась ему, слёзы полились, в горле перестало теснить.

Юля тихонько заскулила. Потом и вовсе расплакалась, словно очутилась тем месячным младенцем! Она сидела на столе, сжавшись комочком и плакала, плакала, плакала…

Только так, спрятавшись от всех, со стиснутыми кулачками, замерев – та ю малышка ещё не знала, что впереди годы с жестокой бабулей, поэтому бесстрашно рыдала на мамином мёртвом теле. Юля в своем воображении подошла к младенцу и забрала, прижимая к теплой груди. А в настоящем сильнее обхватила себя руками и все качалась и качалась, пока малышка не успокоилась…

Прошел, наверное, час, когда Юля открыла глаза.

– Ты чего здесь расселась?! – Анастасия Николаевна, по обыкновению, без спроса и стука вломилась в комнату внучки. – Что за срач развела!

Юля почувствовала, как тело немеет – привычная, заученная с детства реакция на вторжение бабушки в ее личное пространство. Раньше у нее даже мозг, казалось, отключался, но теперь она думала ясно. Что с ней происходит? Юля решилась не глядеть, привычно, в пол, а рассмотреть бабулю.

Вот она ходит по ее комнате, залезла в шкаф с вещами, пошарила в столе, раскрыла школьный дневник… Анастасия Николаевна немного сутулилась, у нее даже виднелся небольшой горб, волосы растрёпанные, будто солома, подвязаны резинкой. На плече кухонное полотенце. Никакая она не ведьма – обычная пожилая женщина, уставшая, раздраженная. У нее только и хватает смелости бесцеремонно ввалиться в комнату внучке и командовать. На работе заведующему отделением или старшей медсестре она не посмеет и слова сказать. А здесь можно. Юля поморщилась.

Сердце стучало бешено, но она решилась, что сейчас сможет отстоять личное пространство. Слова все никак не произносились, но тут Анастасия Николаевна вытащила из-за шкафа ушастую парку, и Юля не своим, немного робким голоском, но достаточно громко сказала:

– Не тронь!

Бабуля уставилась на нее бешеными вытаращенными глазами; Юля выдержала ее взгляд.

– Это что такое?! Откуда?! – заорала бабуля.

Она вновь залезла в шкаф и обнаружила остальные вещи Ани-сталкера: джинсы с мультяшной вышивкой, кроп-топы, комбинезон с короткой юбкой…

– Как ты, шваль малолетняя, одеваться вздумала?! – визжала она. – Выросла, значит?! А завтра, что? В подоле принесешь?

Дальше Анастасия Николаевна заговорила такими словечками, которые и в книжках не пишут, и по телевизору не говорят, только пьяные бомжи в приёмном покое местной больницы поносят санитаров.

Юлю привычно затрясло. Тут прибежал дедушка.

– Что здесь происходит? – он глядел то на жену, то на внучку.

– Вон пошёл! Тебя еще тут не хватало! – рявкнула бабуля.

– Ты можешь не кричать! – тихо попросила Юля. – Ты можешь вести себя культурно!

Анастасия Николаевна на мгновение замерла, перестала рыться в вещах и выпрямилась.

– Чего ты там сказала?

Конечно, она слышала, о чем просила внучка, но намеренно сделала такое лицо, словно давая Юле шанс вернуть свою просьбу обратно.

– Ты можешь не кричать, – уверено повторила Юля.

Просьба подействовала, но только в обратном направлении: Анастасия Николаевна закричала ещё громче и возмущеннее:

– Ты мне смеешь, что-то указывать?! – Она подошла к Юле, сняла полотенце с плеча и хлестнула по груди.

Но Юля даже не шелохнулась. Больно не было, но сама ситуация, что вновь и вновь эта женщина позволяет себе такое к ней отношение, доставляло сильную душевную боль.

– Разговаривать научилась?! – визжала Анастасия Николаевна, таращась на внучку. – Не нравится? Скатертью дорога! – она приплясывала, словно бесноватая и размахивала над головой полотенцем.

Юля не особо вслушивалась в ее речи, она решила просто наблюдать. И за истерикой бабушки она заметила, что та очень испугана, она паниковала от бессилия. Внучка впервые что-то ответила, и бабуля лишилась власти.

Дедушка засуетился возле бабули, стараясь задобрить ее и успокоить. Та взбеленилась еще сильнее, вылетела из комнаты. Юля слышала, как она бушует на кухне, слышала звон бьющейся посуды, чудовищный мат. Юля спрыгнула со стола и направилась в ванную. Бабуля вылетела навстречу.

– Ты чудовище! – бесстрашно заявила Юля и закрылась в ванной.

Бабуля стояла у двери и сманивала внучку выйти:

– Давай, давай, не молчи, скажи все, что хочется!

Юля вспомнила, как бабуля щипала ее за живот и предлагала отрезать ножом то, что «торчит». Сейчас она говорила тем же противным голоском – она хотела вернуть власть.

Юля перепугалась и решила вообще не выходить до утра. От проклятий и гадких словечек замутило и, чтобы хоть как-то защититься, она крикнула:

– Твои речи тебе же в плечи!

За дверью возникла пауза в несколько секунд, потом бабуля стала возмущаться с новой силой, будто Юля прокляла ее.

– Да ты хоть знаешь, что это за слова?!

Юля усмехнулась: удивительно, как бабуля считает возможным говорить ей такое, что не всякий злодей заслуживает, а что сделала Юля – она всего лишь вернула бабуле ее же слова, и, тем самым показала ей ее же лицо, будто поставила перед носом зеркало. Анастасия Николаевна просто-напросто вела монолог сама с собою! И, видимо, ей очень не нравилось свое же отражение!

– Да ты кровью будешь харкать за такие слова! И ею же и захлебнешься! Кишками своими подавишься!

Юля зажала уши.

– Она все это говорит себе! – шептала она. – Себе!

Наконец, Анастасия Николаевна ушла, но истерику не прекратила. Она продолжила орать уже на мужа. Истерика не прекращалась. Бабуля довела себя до приступа. Приехала скорая и увезла страдалицу. Только потом Юля решилась выйти из убежища.

Но тишина длилась недолго. Анастасия Николаевна вернулась на такси в первом часу ночи. У нее ничего не нашли, сделали укол и предложили остаться до утра в сестринской. Не тут-то было! Не получив привычного подчинения от Юли, должного внимания от сотрудников скорой помощи, Анастасии Николаевне нечем было «поужинать».

Она стояла на кухне и все отмахивалась от мужа, который пытался ее успокоить. Но ей нужна была Юля с повинной.

Юля хорошо это понимала и не сдавалась.

«Если именно так должно произойти мое от нее отделение, пусть. Но я больше не надену кандалы, чтобы она не истерила. Слишком дорого это стоит. Раздарить ей всю себя и стать опустошенной к двадцати семи годам? Нет. Я жить хочу, а не умереть, как мама».

Концерт все продолжался, а Юля