Битвы за Кавказ. История войн на турецко-кавказском фронте. 1828-1921 - Уильям Эдвард Дэвид Аллен

В начале 1855 г. Муравьев занялся реорганизацией кавказских войск. Он решил усилить полевые группы восемью батальонами, тремя полками казаков и тремя батареями, снятыми с Кавказской и Лезгинской линий. Одновременно были произведены перемены в командовании. Русские войска на Кавказе в начале мая 1855 г. распределялись следующим образом:

Часть этих соединений или все они позже прекратили выполнять свои функции обеспечения безопасности и были использованы как полевые войска.

Ни Шамиль в Дагестане, ни турки в Ардагане с соседними лазами не проявляли никаких признаков активности, поэтому войска Кахетинской и Ахалцихской групп, а также генеральный резерв из-под Тифлиса постепенно теряли свою боевую мощь – многие части этих групп пополнили ряды полевой армии.

Муравьев планировал двинуть одновременно все три полевые армии. Поэтому их можно считать единой боевой единицей, включавшей 18 тыс. пехотинцев, 10 тыс. кавалеристов и 94 орудия. Позже ее усилили за счет внутренних войск 11 тыс. пехотинцев и 32 орудиями. Общая численность полевой армии составила 29 тыс. пехотинцев, 10 тыс. кавалеристов и 126 орудий. Учитывая несовершенство коммуникаций того периода и недостаточное снабжение из-за присутствия в Черном море флота союзников, эту, вероятно, максимально возможную группировку можно было эффективно содержать в полевых условиях и, несомненно, успешно использовать для наступательных операций в районе Карса и Эрзерума.

Муравьев знал о недостатках противостоящей ему турецкой армии. Однако ситуация в Малой Азии сильно отличалась от той, которая позволила России без труда одержать свои победы в 1828–1829 гг. Турецкая армия, хотя и ослабленная эпидемиями, была прекрасно вооружена, а многие ее части хорошо обучены. Бездарность высшего командования турок умерялась присутствием многочисленных иностранных офицеров, которым, по крайней мере, удалось превратить Карс в мощную современную крепость. Войска Муравьева не имели осадных орудий, поэтому было решено использовать их численное преимущество в кавалерии, чтобы установить мобильную блокаду. Таким образом, Муравьев с большим мастерством организовал успешную осаду, закончившуюся захватом первоклассной крепости в результате главным образом стратегического использования превосходства в кавалерии. Муравьев хорошо знал, какими ресурсами располагает осажденный Карс, ибо раздобыть разведывательные данные из города, где большая часть армянского населения относилась к турецким оккупантам враждебно, не составляло особого труда. Он рассчитал, что если ему удастся организовать полную блокаду города, то в сентябре положение его защитников станет критическим, а к ноябрю – невыносимым. События показали, что его расчеты оказались верными.

Тактика Муравьева заключалась вот в чем. Сильным пехотным соединениям, расположенным в местах, где легко можно было отбить вылазки защитников и одновременно, в случае необходимости, поддержать кавалерию, рассеянную по обширному пространству, поручили наблюдать за крепостными сооружениями Карса. В задачу кавалерии входило уничтожение всех турецких запасов продовольствия в радиусе 160 км вокруг крепости.

Стратегия Муравьева, хорошо продуманная и практичная, основывалась на использовании дефектов в организации и распределении турецких войск, которые, по мнению русского главнокомандующего, были расставлены крайне неудачно. Географическое положение Карса позволяло ему в условиях XIX в. стать великолепной базой для завоевания Закавказья, но для защиты Малой Азии он был совершенно не пригоден. Муравьев, участвовавший в операциях Паскевича против Эрзерума, отлично понимал, что настоящую оборонительную позицию, которая смогла бы прикрыть Эрзерум, надо было создавать в районе Саганлугских гор. Он считал, что, если бы у него имелась еще одна пехотная дивизия, он оставил бы 15 тыс. человек осаждать Карс и предпринял бы наступление на Эрзерум, зная, что запертая в Карсе армия сама сдастся из-за недостатка продовольствия. Муравьев полагал, что турки вполне могли бы оставить половину своей армии в Карсе, а с оставшейся половиной двинуться на соединение с силами Вели-паши, вышедшими из Алашкерта. Они могли бы соединиться в Саганлугских горах. Такой маневр, учитывая ограниченные силы войск Муравьева, мог бы еще в июне поставить русских в очень сложное положение, ибо его армия не смогла бы одновременно осаждать Карс и проводить полевые операции против турецкой армии, сосредоточенной между этой крепостью и Эрзерумом. Все лето и осень 1855 г. Муравьев ожидал появления турецкой армии, вышедшей из Трабзона и Эрзерума на помощь осажденному Карсу. Его оценка ситуации не отличалась от оценки Уильямса – турецкий главнокомандующий Эмир-паша совершил ошибку, придерживаясь совсем другой стратегии.

Проблема, с которой столкнулись командиры турецких союзных войск в Малой Азии в 1855 г., заключалась в том, что турецкой армии было приказано стоять на кавказской границе, прикрывая Эрзерум и пути, ведущие в Анатолию, до того самого момента, когда будет взят Крым. Концентрация наступательной группировки в Карсе и пренебрежение более широкими проблемами обороны Анатолии ради сохранения полевой армии привели турок к поражению.

Впрочем, пребывание их основных сил в Карсе было результатом обстоятельств, а вовсе не неудачных стратегических решений. Карсская армия после разгрома при Куру-Дере и зимних эпидемий была так слаба, что никак не могла покинуть город. Уильямс полагал, что войска в Карсе оказались не способны к какому-либо серьезному передвижению. Поэтому максимум, на что он мог рассчитывать, – это удержание русской армии у стен крепости и недопущение ее наступления на Эрзерум. Уильямс надеялся, что если Севастополь будет взят очень быстро, то он еще успеет послать Карсу подкрепления и продовольствие из Трабзона и Эрзерума. В целом он считал, что турецкие армии не способны совершать полевые маневры, и весьма скептически относился к планам Эмир-паши о вторжении в Западную Грузию.

Это вторжение весной 1855 г. стало любимой темой для разговоров в официальных кругах Османской империи. Союзники еще до поражений турецкой армии в кампанию предыдущего года наложили вето на планы этого вторжения. Однако теперь турецкий главнокомандующий Эмир-паша снова стал настаивать на его осуществлении. Этот амбициозный вояка был по происхождению хорватом; свою репутацию удачливого командира он завоевал в основном во время подавления восстаний угнетенных народов империи. Его окружали польские и венгерские офицеры-эмигранты, большей частью авантюристы с очень сильными антирусскими настроениями. Эмир-паша командовал турецкой армией в Крыму, которая стояла в двух местах – в Балаклаве и Евпатории и наблюдала за боевыми действиями, не имея возможности отличиться в боях. Сторонники Эмира в ставке союзников и Стамбуле стали требовать, чтобы основная часть турецких войск в Крыму была переброшена на Кавказское побережье. Было предложено усилить эту группировку войсками, находившимися на Балканах и в Тунисе. Эмир мечтал о наступлении на Кутаиси, а потом и на Тифлис, а также о заключении союза с мюридами, спустившимися в Кахетию с гор. Это, по его мнению, должно было привести к изоляции русских войск на турецкой границе.