Цунами. История двух волн - Аня Ким
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты о чем? О чем я должна жалеть?
— О том, что сказала вчера.
— Да что с тобой не так!
— Видимо все. Я идиот. Я ломаю все, к чему прикасаюсь. Он оперся лбом о ладонь и уставился в окно.
Он уверен, что ему двадцать восемь, а не восемь? Как можно не заметить, что девушка влюблена в тебя по уши, что вздрагивает от каждого твоего прикосновения, что прилетела к тебе и учит твой язык, язык с тремя системами записи черт подери!
Я возмущенно стукнула его в плечо, и мы уставились друг на друга. Взгляды обоих были напряженными и недоверчивыми.
— У меня настолько плохой английский?
— Тебе не обязательно было это говорить!
— Тогда давай я покажу.
Я взяла его за воротник рубашки двумя руками и притянула его лицо к себе. Наши носы соприкоснулись, и я замерла, чувствуя его дыхание на своих губах. Я дотронулась губами до ямочки над его верхней губой и отодвинулась назад, он потянулся за мной, потянулся инстинктивно, я воспользовалась этим и поцеловала его. Я начала поцелуй, буквально просто прижалась к нему губами, и он тут же перехватил инициативу. Эффект, который его прикосновения оказывали на меня, было сложно переоценить. Мое лицо опалило жаром, вспыхнули даже кончики ушей. Губы горячие, словно расплавленный воск, его язык оказался у меня во рту, а руки сомкнулись у меня за спиной. Через секунду я уже сидела у него на коленях и вся ситуация явно вышла из под нашего контроля. Я словно со стороны слышала свое прерывистое дыхание, сердце колотилось как сумасшедшее. Он обхватил ладонями мои запястья и сомкнул мои руки у себя на шее. Мы целовались на сиденье трамвая, наплевав на приличия, голодные до безумия, сгорающие от желания оказаться еще ближе. Я не знаю, сколько времени прошло, прежде чем трамвай остановился и мы оторвались друг от друга.
— Конечная остановка, — изменившимся до неузнаваемости голосом прошептал Хиро, — нужно выходить.
— То есть у тебя больше нет вопросов? — уточнила я. Вместо ответа он подхватил меня на руки, вынес на остановку и осторожно поставил на землю.
Мы никак не могли отдышаться, меня штормило, как от сильного ветра. Я опустилась, на еще хранящую солнечное тепло брусчатку Хиро сел рядом, и притянул меня к своему плечу. Я закрыла глаза и уткнулась лицом в его шею.
Ломаю все, к чему прикасаюсь — так сказал он. Но это не так. Наоборот, Хиро, только когда ты прикасаешься ко мне, я живу. Трамвай и водитель испарились, на станции мы были одни. Я осторожно поцеловала его шею, прикусила зубами мочку уха. Он вздохнул, словно сердясь на неразумного ребенка, но я продолжала целовать его подбородок щеку, губы. Краем глаза я видела, как сжалась и уперлась в колено его рука, а через секунду он уже целовал меня, прижав к станционной брусчатке, положив свою руку мне под голову, так что пальцы запутались в моих волосах. Мне было нечем дышать, пальцы судорожно сомкнулись на его вороте, он спустил лямку сарафана ниже, прижался губами к ключице, с усилием оторвался и помотал головой, словно сбрасывая наваждение.
— Нина, что ты делаешь! Хочешь оказаться раздетой?
— Это же не Шибуйя
Он расхохотался, поднимаясь и поднимая меня на ноги.
— Сумасшедшая женщина! Прекрати испытывать мое терпение!
Хиро поцеловал меня в лоб. С разочарованием я поняла, что он взял себя в руки. Мы отряхнулись и поправили одежду.
Пока мы шли к месту, где он оставил байк, оказывается, он запланировал эту поездку и припарковал его здесь еще вчера, Хиро задумчиво улыбался каким-то своим мыслям. Сказать точнее он светился, вполне соперничая с уличными фонарями. Когда мы сели на скутер он сжал мои ладони у себя на поясе и серьезно сказал.
— Я придумаю, как сделать тебя счастливой.
Я должна была быть счастлива. И я была. Но тревога за наше будущее продолжала нарастать внутри меня. Пока это было чем-то вроде курортного романа, я могла делать вид, что за августом ничего нет. Что пожиратели времени отсекли этот летний кусок наших жизней и мне не нужно больше думать ни о чем, кроме сегодня.
Мы жили в размеренном сегодня. Кажется, я, наконец, прониклась ритмом этих дней. Мы засыпали в объятиях друг друга, готовили друг другу, расставались у метро, посылали друг другу смешные фотографии. Токио был нашей игровой площадкой, где мы могли представлять свою жизнь всегда проходящей в обществе друг друга.
Мы держались за руки, ели из одной тарелки, обменивались короткими поцелуями. Мы лучше узнавали друг друга, и чем больше я узнавала его, тем больше любила.
Как то ночью мне не спалось. Мы разговаривали в темноте и заговорили о дне нашей встречи.
— Как можно было быть такой беспечной, — вдруг рассердился он и сел на кровати. — Бродить по темным улицам, пойти домой к незнакомому парню! А если бы я оказался маньяком? Если бы это был кто-то другой? Если бы с тобой что-то случилось?
Я засмеялась. Он всерьез переживал за события, которые произошли больше полугода назад.
— Не смейся. Нельзя так наплевательски относиться к своей жизни. Больше никогда не смей так поступать.
Я клятвенно пообещала, что никогда больше не пойду в квартиру к незнакомому японцу, разве что он будет симпатичным и у меня будут мурашки по коже от его присутствия. Потом я задала вопрос, который давно интересовал меня. Почему он подошел тогда, что заставило его остановиться и начать тот бессмысленный диалог?
Он лег на спину и уставился в потолок.
— Я возвращался со встречи с друзьями. Слушал музыку, думал об утреннем совещании. И тут увидел тебя. Ты выглядела очень … одинокой. Я остановился, и ты подняла глаза. У тебя глаза, как у кошки, я никогда таких не видел. И мне захотелось обнять тебя, — он прижал меня ближе к себе. — Думаю, тем вечером я побил собственный рекорд по недогадливости. Совершенно не понимал, как могу помочь тебе, стоило взглянуть тебе в глаза и мысли испарялись. Когда ты ушла, я представил, что с тобой что-то может случиться и подумал, что единственный разумный выход, это привести тебя к себе. Утром все неприятности кажутся проще.
Я и была одинокой. Пока ты не появился в моей жизни, я была очень одинокой. Теперь все изменилось. И продолжает меняться каждый день.
— Кто-нибудь уже ходил в мэйдо-кафе? — Кристиан, наш камерунец, по его собственному утверждению наследный принц неизвестного мне королевства, агитировал нас углубиться в японскую современную культуру. О мэйдо-кафе я ничего не слышала, поэтому подошла ближе. По его словам в Японии существовал целый класс кафе, где посетителей обслуживали официантки в нарядах горничных. Юля удивленно пожала плечами.
— И все? А какой в этом смысл? Горничная-официантка, по мне одно и то же, — Тут Густаво предостерегающе поднял палец.
— Сразу видно, что ты совсем далека от местного менталитета. Услужливая горничная, которая радостно приветствует тебя, как любимого господина, это же мечта любого мужчины, — он даже глаза зажмурил.