Чувак и мастер дзен - Джефф Бриджес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Робин учился в Джульярдской школе, у него отличная подготовка. Я понял, что комичность — лишь один из инструментов, которые он может вынуть из своего большого мешка. Когда мы снимали «Короля-рыбака», съемочный день порой длился 16 часов. Из-за некоторых сцен мы должны были начать съемки в четыре часа утра, и к концу дня едва волочили ноги. Тогда Робин внезапно вскакивал и начинал прикалываться и шутить. Он не жалел нас. Это было феерично, как джаз. Многие режиссеры бы посмеялись чуть-чуть и погнали всех работать. Но не Терри Гиллиам. Терри его только подзадоривал, и Робин вот так отжигал порой по полчаса. Была бы его воля, он бы вообще не останавливался. В итоге мы так заряжались, что, когда возвращались к работе, запала хватало еще часа на три. Вот она, клоунская сила, дружище.
Берни: Ты бы сказал, что Робин Уильямс проводит много времени за практикой или это просто игра?
Джефф: Я думаю, и то и другое. Когда практикуешь, позволяешь себе немного больше. Шутки будут чуть острее, чем нужно. В какой-то момент практика перейдет в игру, идеи начнут всплывать сами собой, и ты ничего с этим не сможешь поделать. Что-то вроде рефлекса. Вероятно, Робин все время двигается туда-сюда. Ведь можно практиковать играя, не так ли? Я имею в виду практиковать попадание в ту же воронку, в это состояние. Разве это не медитация?
А можно смотреть на практику иначе. Врач может сказать: «Я практикую хирургию». Это немного другое, верно?
Берни: Для меня практика — находиться вне субъектно-объектных отношений. Такое происходит и во время работы: если я полностью погружен в процесс, работа становится игрой.
Джефф: В таком случае практика и игра становятся чем-то единым, так? Для актера репетиция, вероятно, и есть практика. Но, когда я репетирую роль, могу и поиграть. Просто чтобы въехать в тему, посмотреть, куда тебя занесет. Как сказал Сидни Люмет, когда мы день за днем прогоняли фильм «На следующее утро», это все равно что чистить луковицу. Под каждым слоем обнаруживаешь что-то новое. Это практика свежести, практика игры.
Берни: А могут люди так же играть свою жизнь или им нужно ее практиковать?
Джефф: Или изображать, что они живут? Или все время репетировать жизнь?
Берни: В моей терминологии быть свидетелем — значит жить по-настоящему, то есть играть. Если твои действия продиктованы какими-то идеями, тогда ты практикуешь. Я люблю работать с людьми в привычном контексте их жизни — на рабочем месте, дома, да где угодно. Но как добиться того, чтобы они играли, чтобы они жили с полным погружением, делали то, что получалось у вас с Сидни Люметом, проигрывали кино целиком? Скажем, ты живешь размеренной жизнью, и вдруг она немного меняется. Ты же не станешь каждые три секунды спрашивать себя: «Правильно ли я сделал? А как лучше? А у других правильно? Или это они косячат?» Ты просто продолжаешь жить на полную. По-моему, это и есть игра. И думаю, этому можно научиться. Вот такое обучение и будет практикой.
По опыту, когда ты в самом деле играешь свою жизнь, а не репетируешь, случается что-то за пределами радости и грусти, ты просто чувствуешь себя более живым. А когда ты в режиме планирования, то всплывают всякого рода мысли, вроде «Я должен был сделать то, я должен был сделать это, почему я этого не сделал?»
Если однажды ты будешь преподавать актерское мастерство, я уверен, ты станешь учить людей живой игре. Это будет практика. И думаю, что в учении дзен и в буддизме вообще роль учителя состоит в том, чтобы помочь человеку стать живым в его жизни, и в этом также следует практиковаться.
Джефф: Узелки, те самые, о которых мы говорили, могут стать хорошим приглашением к практике. Мы полностью увлечены игрой, но вдруг клоун спотыкается и падает, или жизнь дает увесистого тумака — значит, пора попрактиковаться.
9
Что делает мужчину мужчиной, мистер Лебовски?
Джефф: В актерском мастерстве существует множество путей, множество способов играть. Есть актеры, которые хотят, чтобы на площадке их называли именем персонажа. Они не хотят никаких пересечений или связей с тобой за пределами роли. Многие великие актеры придерживаются этого. Моя школа скорее про то, чтобы узнать человека в реальной жизни. Я хочу знать, кем является человек, и я считаю, что это обогащает работу с ним.
Бывает такое, что существуют два слова, которые означают примерно одно и то же, но при этом они абсолютно разные по характеру. Например, горячий (hot) и крутой (cool). Можно сказать: «Эй, мужик, да ты горяч!» А можно: «Да, мужик, ты крутой!» Оба слова дают положительные характеристики, но между ними есть различие. Взять, например, Скотта Купера, который был режиссером фильма «Сумасшедшее сердце». Он всегда был крайне воодушевлен и зажигал всех своим энтузиазмом. А есть братья Коэн. Они не особенно экспрессивные, но при этом они мастера, с убойным чувством юмора, и они крутые. Такой у них стиль. Понимаешь, о чем я говорю?
В кино встречаются очень разные люди, ведь здесь возможно всё, и каждый из них пытается творить свое искусство. Часто вроде бы неуместный подход приносит лучшие плоды. Это как песчинка, попавшая в раковину моллюска, — со временем она превращается в жемчужину. Если волокно дерева идеально гладкое, работать не так увлекательно. Другое дело, если попался сучок — вот тут становится действительно интересно!
Берни: Мне повезло, что я учился у такого количества учителей с разными стилями и методами. Есть такие люди, которые уверены, что не стоит разбрасываться, что нужно оставаться в пределах одной ниши и работать только над чем-то одним. Но жизнь не ниша, жизнь —