Любимец Израиля. Повести веселеньких лет - Аркадий Лапидус

– Если кто будет приставать к тебе, только нам скажи! – сказали орлы и очень довольные не стали мешать моей трапезе.

После столовой иду и вижу – этакое воздушное, приятно пухленькое существо передо мной мелькает. Да с косой до пояса. А? Где сегодня такую косу увидишь? Только в школе! Да и то не в столичной!

И всё-таки, если бы не два стакана вина, я бы вряд ли заговорил с ней. А тут такие пласты сладкого романтизма всколыхнулись, что только держись!

– Как зовут принцессу? – спросил я.

– Оленька, – просто и доверчиво сказала принцесса и взглянула на меня такими романтичными глазами, что я чуть не упал.

И уже то, что ей исполнилось только четырнадцать лет, и она закончила лишь восьмой класс, не имело никакого значения. Тем более что Джульетте было не больше.

Вечером мы с ней уже гуляли где-то за посёлком – там, где не было ни единого фонаря, но были невероятной величины и яркости звёзды и в полнеба Млечный путь.

Ну, ясное дело! Если я заморочил голову местным битюгам, то что мне стоило запудрить мозги школьнице!

Но никакого секса! Поцелуи, объятия – и всё! Хотя она через какое-то время была совсем не против…

Я был против!

Ей жить и жить, а я птичка залётная – поматросил и бросил! А чтобы не было лишней гормональной волны, я обратил конкретное внимание на свою разведённую хозяйку. Здесь проблем не было, а как раз оказалось даже слишком наоборот…

Как только с лирикой всё наладилось, я тут же направился в местный Дом Культуры.

Почти все крупные дома Культуры в Советском Союзе строились по одному греко-римскому образцу. И красоты были бесспорной. Настоящие дворцы! Эти колоны впереди, эти роскошные вестибюли, эти огромные залы с великолепными оборудованными сценами!.. Заходишь и чувствуешь себя не в вагоне электрички, а в храме. Чувствуешь уважение к себе, как к человеку…

Сейчас тут было тихо как в мавзолее. И хотя при этом Доме был казахский Народный театр, но сейчас он не функционировал ввиду страдной поры. Артисты собирали урожай на бескрайных целинных просторах, а режиссёр ждал их и тихо жил в этом же культурном заведении вместе со своей женой и двенадцатилетним сынишкой. И хотя он и звание имел какое-то, и театр сделал Народным, и казахом был, но квартира ему не светила.

Одни обещания!

Дом Культуры-то построили для партийного отчёта, а для тех, кто саму культуру нёс – шиш! Доходу-то от самодеятельности тоже – шиш! Ну, вечная история!..

Я это сразу смекнул и решил преподать столичный урок. Показать, что и деньги можно делать и самодеятельность развивать. Тем более что опыт уже был, да и витамин «Д» (те же деньги!) нужен был позарез.

Подошёл я к директору, который рылся в своём огороде, и заключил с ним договор на арендуй билеты. Он сразу меня понял, и мы с ним договорились, что доход будем делить пятьдесят на пятьдесят.

И закипела работа! Аккордеониста, конрабасиста и гитариста я нашёл в ночлежке для шоферов, певичек в школе, кого-то там ещё где-то и начал репетировать. В основном, мой репертуар.

Когда дело уже придвинулось к финалу, то я поехал в Алма-Ату на клубном автобусе и забрал давно выписанные два крутящихся прожектора с цветными съёмными фильтрами. Это театр их выписал, а забрать никак не мог. С режиссёром я обговорил и этот вопрос – я привожу их, устанавливаю и право первой брачной ночи за мной.

Мда-а…

Побегать и понервничать пришлось порядочно. То у кого-то ангина, то «контрабас» в рейс отправился, то школьницам учителя и родители запрещают с нами якшаться, то пьяный электрик с хитрой рожей деньги за установку прожекторов вытягивает из меня, то…

Эх, думаю, надо немного развеяться.

– Тут, совсем рядом, какие-то озёра есть, – говорю аккордеонисту. – Заряжай «ИЖ» своего знакомого и рванём на Алаколь.

И поехали!

Я сел в люльку, аккордеонист за руль, а его двоюродный пятнадцатилетний братишка за ним.

Шоссе прямое, как стрела, до самого горизонта и пустое все девяносто с чем-то километров. А вокруг ровная, как стол, то ли степь, то ли пустыня. Разогнали мотоцикл тоже до девяноста километров и едем, песни орём. На такой скорости и вылетели в кювет с граверной насыпи. Дорога резко повернула перед железнодорожным полотном, а указателя не было. Хорошо, что водила не стал заворачивать. Ну и счастье, что в заболоченную низину въехали. Она единственная была на всей трассе. Там какой-то ключ целебный бил из-под земли. Так что затормозились классически.

Сижу я в люльке – никакой! Аккордеонист за рулём – такой же! От шока отходим. Вдруг слышим жалобное:

– Мамочка моя! Мамочка!..

Это пацан с насыпи как привидение поднимается. Он соскочил, когда увидел, что мы улетаем. Ему тоже повезло. Да ещё как! Правда, вся спина колотым гравием как тёркой обработана, но на такой скорости это разве травма?..

Вытащили мы мотоцикл, а на нём, как и на мне и аккордеонисте, ни одной царапины. Завели и поехали дальше. Километров пять осталось. Дорога и привела прямо к месту, где рыбаки и рыбачки в резиновых фартуках и сапогах под навесом улов здоровенных рыбин обрабатывали.

Поплавали мы в солёной водичке, посочувствовали пацанчику, который купаться не мог и безнадёжно пытался отвернуть от солнца окровавленную спину, и поехали домой под стоны и охи счастливца…

Сил после этой поездки прибавилось вдвое – вроде как новая жизнь началась!

Наконец художник вывесил афиши, где во всё поле моё имя и фамилия, под ними – "Студент московской консерватории", потом супершлягерный репертуар Муслима Магомаева и дальше все остальные.

Билеты были входные с одинаковой ценой, и народу набилось до отказа. Во всех проходах и даже перед оркестровой ямой стояли. Можно было афиши не вывешивать – все итак пристально следили за нашей подготовкой и кое-кого я даже специально для рекламы разрешал впускать на репетиции. Но не на свои! Мне нужен был эффект неожиданности.

И он состоялся!

После каждой песни зал взрывался рёвом восторга, и пьяный электрик от испуга ронял фильтры.

Так мы дали три концерта и один шефский с аккордеонистом на каком-то отгоне.

Ну, этот шефский я запомню на всю жизнь!

Чёрное поле до самого горизонта! Ни травинки, ни былинки! Бараны вытоптали его так, что только чёрная пыль была вместо почвы. Мёртвая земля! А вернее – Луна! И хотя впереди не было машин, но клубы пыли были такие, что кашляли и чихали мы страшно…

Да, забыл сказать, что на третьем концерте барьер перед оркестровой ямой публика снесла, и часть людей попадали вниз, а мы через чёрный ход убегали с инструментами…

Мда-а!..

Деньги теперь были, и надо было сматываться, пока оркестранты, артисты, электрик, художник и ещё кое-кто, не потребовали свою долю. Я же не только красивыми словами людей заманивал! Но половину по договору директор клуба забрал за аренду и билеты, а если разделить мою часть на всех поровну, то не стоило и дело затевать. А по-другому периферия делёж и не представляла. Пиратская справедливость! Я, честно говоря, за неё, но ситуация вынуждала во имя моего биологического существования идти на сделку с совестью. Тяжело, но что поделаешь! Это же не для наживы, а на хлеб! У всех же ещё какая-то работа есть, а у меня на сегодня только это…