Оладья гнева - Сара Фокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Извините, я на минуту.
Я бросилась по коридору к передней части дома, не желая плакать перед всеми.
Добравшись до прихожей, я остановилась и села на лестнице, ведущей на второй этаж. По крайней мере, там меня не было видно.
Слезы катились по щекам. Я сложила руки на коленях и положила на них голову. Я пыталась перестать плакать, но ничего не выходило. Как будто прорвало плотину, и печаль и слезы, копившиеся последние два дня и последние несколько лет, вырвались наружу.
Кто-то прошел по коридору и остановился передо мной. Через секунду рядом со мной сели, но лица я не поднимала. И так было ясно, кто пришел.
Бретт положил мне на спину руку, пытаясь утешить. Сразу стало немного теплее. Он несколько раз провел по моей спине ладонью, и мне стало спокойнее. Слез стало меньше, и наконец я совсем перестала плакать. Вытерев мокрые щеки, я вздохнула и медленно выдохнула. Я села как следует, но опустила подбородок, чтобы волосы закрывали лицо от Бретта.
– Извини, – сказала я, снова вытирая влажные щеки.
– Ну что ты. – Бретт убрал руку с моей спины. – Вот. Я тут принес. – Он протянул мне коробку с салфетками.
Я улыбнулась, несмотря на то, что совсем недавно мне было невыносимо грустно:
– Спасибо.
Вытащив из коробки одну салфетку, я вытерла глаза и нос. Я смяла бумажку в левой руке и уставилась в пол, все еще скрывая лицо от Бретта.
– Извини, что расклеилась, – сказала я. – Но все так навалилось.
– Это понятно. – Бретт убрал волосы от моего лица и спрятал их за ухом.
– У меня все глаза опухшие. – Я подняла руку, чтобы снова скрыть лицо за волосами.
Бретт взял мою руку и осторожно потянул ее вниз:
– Все у тебя хорошо с глазами.
Я робко улыбнулась, а сердце в груди билось изо всех сил. Бретт не отпускал мою руку, и я подумала, что он наверняка почувствует мой бешеный пульс. Но даже если так, мне не хотелось, чтобы он отпускал мою руку. Наши пальцы переплелись, и мы так и сидели.
– Я и правда очень много работала, – сказала я после краткого молчания. – Так было проще после… – Я глянула на Бретта. – Ты знаешь, что случилось?
– Нет. Но если ты не хочешь об этом говорить, то не надо.
Я покачала головой:
– Я хочу.
Мой ответ удивил меня. По опыту я знала, что откровенность часто отталкивает людей. Бретта мне отталкивать не хотелось, но в то же время я поняла, что мне не хотелось ничего от него скрывать. Я обратила внимание, что мы все еще сидим, взявшись за руки, и наша близость дала мне сил. На это ушло всего мгновение, и вскоре я достаточно успокоилась и начала рассказ.
– Мой отец умер до моего рождения. Когда мне было семнадцать, мама вышла замуж за моего отчима. Его первая жена умерла от рака пять лет назад, и у него было двое детей: Шарлотта и Дилан. Им было восемь и шесть лет, и это были прекрасные ребята. Я любила их безумно. – На губах у меня появилась было улыбка, но тут же исчезла. – Четыре года назад отчим поехал с Шарлоттой и Диланом в горы – кататься на лыжах. Они попали под оползень, пара здоровых булыжников попала прямо в машину. – Я замолчала, потому что из глаз снова потекли слезы.
Бретт сжал мою руку и провел пальцем между костяшками. На секунду или две я закрыла глаза, пытаясь взять себя в руки. Затем я снова их открыла и закончила рассказ:
– Отчим и Дилан погибли на месте. Шарлотта умерла через три дня в больнице.
После моих слов повисла тяжелая тишина. Свободной рукой я схватила другую салфетку и промокнула слезящиеся глаза. Наступило молчание, и все внутри меня сжалось.
Бретту из-за меня, наверное, было неловко. Он, скорее всего, хотел бы сейчас быть где-то в другом месте и с кем-то другим.
Мне было страшно смотреть ему в глаза, но я случайно все же взглянула в его лицо.
Казалось, он борется со своими чувствами. В его глубоких голубых глазах – печаль, между бровями залегла складка.
– Мне очень жаль, Марли, – мягко сказал он, нарушая тишину. – Я понятия не имел, через что тебе пришлось пройти. Я бы хотел, чтобы такого в твоей жизни никогда не было.
Он еще раз сжал мою руку. Я в ответ сжала его, испытывая облегчение и благодарность.
– Наверное, в некотором смысле с тех пор я прячусь от мира. Думаю, Джимми это понимал.
– Может, он хотел, чтобы у тебя было безопасное место, где ты сможешь из этого укрытия выйти?
На глаза начали снова наворачиваться слезы, но на этот раз я сдержалась.
– Может, ты и прав.
Мы посидели вместе еще минуту или две, держась за руки, но не разговаривая.
В конце концов я выпрямилась и глубоко вздохнула.
– Думаю, на сегодня мне достаточно общения. Пойду обратно к дому Джимми, – сказала я.
– Я провожу тебя до дома, – Бретт отпустил мою руку и встал.
– Передашь остальным мои извинения?
– Тебе не за что извиняться, но как скажешь.
Я кивнула:
– Спасибо.
– Я только предупрежу остальных, что мы уходим.
Бретт пошел на кухню к семье, а я осталась на лестнице. После этих внезапных слез я была истощена. Несмотря на усталость, из-за которой мыслила я не совсем ясно, я все-таки отметила, что Бретт видел меня в совершенно разбитом состоянии, с припухшими глазами, но его это совсем не оттолкнуло. Наоборот, он, кажется, искренне беспокоился обо мне и переживал.
В груди засаднило, стоило подумать, что через несколько дней надо возвращаться в Сиэтл. Наши руки с Бреттом сомкнулись так легко и естественно, и я совершенно точно знала, что уехать из Уайлдвуд-Ков мне теперь будет совсем непросто.
Мы шли по городу в уютной тишине. Наступила тьма, но луна, светившая высоко в небе, давала достаточно света, чтобы идти по набережной. Только когда мы дошли до дома Джимми, я поняла, что что-то забыла.
Я остановилась и хлопнула себя по лбу:
– Салатник.
Бретт коснулся моей спины, чтобы подтолкнуть меня вперед:
– Не беспокойся. Я завтра принесу.
Ничего не сказав в ответ, я открыла парадную дверь нашего викторианского дома. Зайдя внутрь, я включила свет в прихожей, но через порог не переступила. Луч желтого света вырывался из открытой двери, и я видела лицо Бретта.
– Спасибо, – сказала я. – За приглашение на барбекю и за… – Я пыталась отыскать подходящие слова, но они не находились.
– Не за что.
Какое-то мгновение мы оба молчали. Звук разбивающихся волн доносился с пляжа, и на одной из елей гудела сова. Прохладный ночной воздух проникал через мою одежду, и мне стало холодно. Я вздрогнула.