Избранник Небес - Алек Кадеш

Вот почему, разложив сегодня утром фотографии на письменном столе, он в глубине души все же надеялся на то, что подсказка придет сама собой, и, возможно, даже не из материального мира, а из духовного. Он взглянул на часы и удивился тому, что болевой синдром подкрался так рано, в девять утра.

Выпив очередную дозу сильнодействующих анальгетиков, Джино раздраженно хлопнул ладонью по столу и вслух произнес:

— Я готов отдать все и даже продать душу дьяволу, лишь бы избавиться от этой ужасной боли, которая сводит меня с ума. Я глотаю это дерьмо все чаще и чаще, а толку от него никакого!

Солнечные зайчики играли на стене возле «звездных колес» Ван Гога, немного отвлекая его от мрачных мыслей. Плавно переведя взгляд на изящно вырезанное из слоновой кости распятие, закрепленное на стене прямо над входными дверьми, он простонал и шепотом произнес:

— Господи, где же Твое милосердие? Все это полная ерунда, пустой звук и не более. Ты — жестокий и беспощадный Бог, злопамятный и мстительный. Сын твой взывал к Тебе: «Если можешь, Отец, то не дай мне испить сию чашу, помилуй меня». Даже ледяная глыба растаяла бы после таких слов, но только не Ты, нет.

Джино расстегнул верхнюю пуговицу, не обращая внимания на то, что разговаривает сам с собой. У него давно появилась эта привычка, и она его нисколько не смущала.

— И разве можно назвать Тебя милосердным после того жестокого испытания на преданность, которому Ты подверг старика Авраама, беззаветно преданного Тебе, заставив собственноручно связать своего долгожданного сына на жертвеннике и занести над ним нож! Ангел остановил его лишь в последнюю секунду, когда многострадальный старец чуть было не перерезал сыну горло и не упал рядом с ним, сраженный горем. Неужели Ты, будучи Всесильным, не мог придумать что-то не столь беспощадное, граничащее с безумием? Бесполезно! Если Ты их не пожалел, близких, безгрешных и святых Своих, то стоит ли надеяться на милость далеким от Тебя грешникам? Взывать к тебе о милосердии — бессмысленное занятие. Лишая нас телесной оболочки, Ты считаешь, что делаешь нам добро, освобождая тем самым от болезней и страданий.

Скривившись от боли, Белуджи вдруг отчетливо ощутил ледяное дыхание смерти и услышал чей-то низкий голос:

— Ибо все мы умрем и будем подобны воде, пролитой на землю, которую не собрать. Но Бог не уничтожает душу и помышляет о том, чтобы не был отторгнут от Него изгнанник.

В кабинете раздался смех, от которого Джино вздрогнул, и все тот же голос снова врезался в уши:

— Жаль только, что эти благородные намерения далеки от того, что происходит на самом деле, но у Него есть объяснение и на это. Оказывается, все очень просто — люди не в состоянии постичь его мудрость, ибо не может знать глиняный горшок ничего о намерениях мастера.

Открыв покрасневшие от напряжения глаза, Джино увидел перед собой приближающийся размытый силуэт высокого человека, одетого в расшитые золотыми нитями одежды фараона. Медиамагнат почувствовал могущественную силу, которую излучал незнакомец, а из его черных, как смола, глаз смотрела сама бездна.

От изумления и страха Джино потерял дар речи, и его рука невольно потянулась, чтобы перекреститься:

— Давайте не будем спешить с необдуманными поступками. Вы же сами только что сказали, что взывать к Богу — это абсолютно безнадежное занятие, — властным, но вместе с тем спокойным голосом предостерег появившийся из ниоткуда незваный гость.

В его поведении чувствовалась уверенность и явное превосходство, чего Белуджи уже давно не наблюдал у тех, с кем ему приходилось общаться.

— Скажите, Джино, сколько раз за последние пять лет, с тех пор как у вас обнаружили опухоль, вы крестились в молитвах? — спросил он, усевшись без приглашения в кресло напротив.

Белуджи в полном недоумении уставился на гостя, непонятно как вошедшего в его кабинет, усыпив бдительность шести постов охраны. Он умудрился пройти незамеченным даже мимо Гертруды, которая перегрызла бы горло любому, кто осмелился бы так нагло потревожить шефа.

— Ну что ж, если вы забыли, то я могу вам напомнить, включая сегодняшнее утро, ровно 767 раз и, как видите, толку от этого, как с козла молока. Не то чтобы Он не слышит ваши молитвы. Я уверен, что Ему даже искренне жаль вас, как заблудшего сына. Просто в вашем случае все гораздо прозаичнее. Вы должны выполнить отведенную для вас в этой жизни роль, и лишь только после этого там решат, что с вами делать дальше: продлить вам жизнь и дать шанс искупить свои грехи или отправить прямиком в Шеол,[43] где, мягко говоря, не так уютно и прохладно, как у вас в кабинете. Так что все разговоры Ватикана о том, что для христиан нет Ада — не более чем популистская выходка в стремлении идти в ногу со временем. Людям всегда хочется верить во что-то приятное и обнадеживающее. Но могу вас с полной уверенностью заверить, что если бы вы даже и успели прожить следующую жизнь на Земле, то провели бы ее в низших социальных слоях общества, поскольку принято считать, что молитва бедняка доходит до ушей Бога без очереди. Ведь даже царь Давид, зная это, всегда притворялся нищим в молитве: «услышь глас молений моих, ведь беден я и нищ», — ехидным, писклявым голосом процитировал незнакомец строку из Псалтыря. — Хотя, если он был нищим, то я — Папа Римский.

Рассмеявшись, он исчез на мгновенье и уже предстал перед медиамагнатом в сутане понтифика белого цвета.

Белуджи обомлел от такой трансформации, не в силах вымолвить ни слова. Заметив испуг на его лице, незнакомец успокоил медиамагната:

— Да не волнуйтесь вы так. Это у вас не начало проявлений симптомов старческого синдрома Шарля-Боне, при котором галлюцинации настолько реалистичные, что многие просто сходят от них с ума. К тому же, как правило, эта болезнь возникает у лиц с очень плохим зрением, а вы этим не страдаете.

— Кто вы такой, черт побери? И что это за маскарад? — наконец, расклеил губы Джино, пытаясь прийти в себя от минутного шока.

— В сложившейся для вас незавидной ситуации — я ваш лучший друг и спаситель. К тому же, прошу заметить, вы сами к нам только что обратились.

— Ни к кому я не обращался! И уж тем более к вам, полоумным экстрасенсам! Если вы немедленно не уберетесь отсюда, я вызову охрану и максимум через полчаса вы уже будете предсказывать будущее своим сокамерникам в плане того, кто будет следующим на вашу сладкую задницу! — вспылил Джино.

— Зачем же так грубо? И потом, почему вы уверены в том, что она сладкая? Ужасные манеры. Такой представительный мужчина, а ведете себя, как обычная уличная шпана. Впрочем, не так уж и много прошло времени по нашим меркам с тех пор, как вы сорок лет назад были ее ярким представителем. Всего лишь пятьдесят семь минут и сорок пять, нет, простите, уже — э-э… да, есть, сорок шесть секунд, — уточнил незнакомец, глядя на золотые ретро-часы на цепочке, которые он достал из незаметного бокового кармана, в котором понтифик всегда носил с собой валидол.