Истории из рюкзака - Елизавета Огнелис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Э? — спросил Сашка.
— Вот ты сам что испытываешь, когда в игре не можешь уровень пройти? Жалость к себе? Отчаяние? Нет, ты злишься. И это даёт тебе силы начинать все заново, с нуля, с минуса, много-много раз. Это, брат, не шутки. Злость сама по себе — не очень хорошее чувство. Но именно она была основой для множества великих дел и настоящих подвигов, как в мирное, так и военное время. Несомненно, что и бед, в том числе больших и великих, злость тоже принесла немало. Но когда кажется, что выхода нет — это самое то… Уж куда лучше, чем безразличие, и уж тем более отчаяние…
Внезапно в уши ворвался странный звук. Как будто молотком били по рельсу. И этот звук шел не из одного места, а из многих. На небе ярким светом горела луна, поэтому путники не сразу заметили, что электричество пропало. Нет, если обернутся назад, то можно увидеть многоэтажные дома со сверкающими окнами, холодный свет уличных фонарей… А впереди — деревянные избы всех типоразмеров, где мечутся огненные тени, и вместо воя сирен раздается жестяной, рвущий душу звук набатных колоколов.
— К заборам, — скомандовал отец. Дед с внуком без слов подчинились. Вокруг метались тени людей. Хлопали ставни. Отовсюду слышался гул многих голосов. Ощутимо тянуло дымом. И не печным, а жарким жирным дымом больших пожарищ.
— Как думаешь, город в осаде? — спросил дед.
— Приступа еще не было, пока просто окружение, — быстро пробормотал краповый берет.
Сашка открыл было рот, но быстро закрыл его. Теперь он уже не казался себе большим, взрослым и могучим. Что-то внутри напомнило, что он всего лишь маленький мальчик. И отец вмиг стал не таким уж и непобедимым. А дед — вовсе не мудрый, раз они так вляпались… Втроем? Против армии пришельцев? Да тут роту спецназа надо. А лучше — целый полк. С новейшими спецсредствами, и воздушной поддержкой. Желательно с авианосца. А им втроем сейчас нужно спрятаться, и как можно быстрей мотать отсюда. Рвать когти. Сломя голову.
— Сашка! Да что такое! Давай сюда щит свой, — дед, похоже, панике не поддался.
Без улыбки он повертел в руках самодельное творение Александра. Щелкнул по обложке пальцем. И протянул внуку обратно.
Теперь это был настоящий щит. Не книга, а обитое железом дерево, с удобными кожаными лямками. На внешней стороне — эмблема. Самолет, рвущийся ввысь. А на внутренней — какие-то буквы.
— Щит малый, — прочитал Александр. — Уникальный. Высокопрочный. При ношении дарует владельцу защиту от температурных воздействий. Снижает поражение огнем и холодом на девяносто девять процентов. Дополнительный параметр один — устойчивость к альфа, бета и гамма излучению повышена в десять, двадцать, и тридцать три с половиной раза соответственно. Дополнительный параметр номер два — увеличение скорости реакции на опасность в два раза. Параметр три — увеличение диапазона звуковых частот доступных для слуха — от трех герц до тридцати тысяч герц…
— Не совсем то, что хотелось. Не очень понятно, при чем здесь увеличение диапазона частот… Вероятно, с содержимым книги связано. Но основным была защита от температуры, — с ноткой сомнения в голосе сказал дед. — Копье теперь. Где оно?
— Так у тебя в руках было, — буркнул Сашка. Он, если честно, ожидал куда более внушительные характеристики. Полная неуязвимость ко всему — замечательно бы подошла. Мы же, вроде, в сказку попали…
— Да. Точно, — вспомнил дед.
Несколько секунд он со всех сторон осматривал тунисский кинжал, вставленный в пластиковую трубу отопления.
— Мда, — сказал он задумавшись. — Противовес нужен.
После этого вытащил из кармана толстый маркер и с усилием загнал его в отверстие с другой стороны.
— Вот, держи, не бросай. И бей сильней.
Александр посмотрел на преобразившееся копье. Характеристика была всего одна: «Увеличивает силу удара в надцать раз. Зависит от степени упрямства».
— Теперь, товарищ капитан, что там у тебя есть? — обернулся Милослав Мстиславович к зятю. Тот вытянулся по стойке «смирно».
— Хорошо. Прекрасно, — сказал дед, касаясь Ивана.
А Сашка хотел протереть глаза. Вместо обвязки и бронежилета на отце появился настоящий доспех. Толстые латные пластины на руках, плечах, груди, животе, и ногах тоже! И шлем! Круглый, с гребнем, крутейший рыцарский шлем, с забралом! Правда, все это было покрыто пятнистыми разводами защитной раскраски. Но от этого смотрелось вообще нереально…
— Вот, держи, — дед передал рыцарю и оружие. Кистень стал… оружием массового поражения, вот чем он стал. Рукоять куда длинней, а сам шар размером с лошадиную голову. Шипы на этом шаре сверкали не просто загадочно, а каждый своим огнем.
— Вот оно всегда такое, — сказал Саша громко. — Гендерное неравенство!
— Не гендерное, а возрастное, — отозвался дед. — Вьюношь пламенноокий! Если на тебя броню навесить, ты же при первой возможности, закрыв глаза от ужаса и счастья — попрешь как носорог, в самую гущу событий. Что я, мальчишкой не был? Твои малогабаритные размеры сейчас — лучшая защита от оружия. А Иван Иванович более заметен в любой обстановке. Потому что не обладает щуплыми параметрами как у тебя. Но он сам по себе калач тертый. Он гущу сначала расхлебает, а потом и до костей доберется. И ему броня нужна не для того, чтобы на себя удары принимать. А чтобы его шальным осколком не зацепило. Так что — терпи, казак…
Послышался стук многих копыт. Хотя было понятно, что друзьям в городе опасаться пока нечего, но руки сами по себе крепко стиснули древко копья.
— А вы что тут делаете? — спросил удивленный женский голос.
— Доброго вечера, Марья Моревна, — учтиво отозвался дед.
— Для кого добрый, а для кого и последний, — густым басом отозвался ее спутник. А потом приложил руку в приветствии к шлему.
— Черномор. Дядька. Наслышан, — сказал он всего три слова, и все встало на свои места. Потом повернулся к богатырше.
— Нам тут лясы точить некогда. Разберешься — сразу под стяг Кощеев. Приступ близко, скоро барабаны дробь ударят, чует мое сердце…
С этими словами Черномор припустил коня по улице. За ним двинулась долгая шеренга бойцов — пешие воины с большими щитами, и длинными копьями.
— Ну да ладно, сейчас каждый клинок на счету, — спешилась Марья с коня. — Отсылать обратно не буду. Незачем это. Если нас сомнут здесь и сейчас — никакие