Пробуждение Земли - Франциска Вудворт

– Ого! Ничего себе!

– Килей чуть не сварили!

– А кто это была?

– Эллис Лэнгтон, одиннадцатый класс. В прошлом году возглавляла парад Мимамо.

– Килей, скажи что-нибудь?

– Что за Леонар?

Голоса вокруг меня напоминали жужжание мух. Мигом я стала всем интересна, все толпились и едва ли не дергали за рукав.

– Эй, Килей, – снова та, с карими глазами, – это не Леонар Гловер?

– А что? – попыталась я пошутить. – Ты тоже его девушка? Выльешь мне на голову водичку?

– Я маг воздуха! – возмутилась та. – Нет, какая я ему девушка.

– Это правда Гловер? – ахнули в толпе.

Да-да, слухи, слухи, где вы там?

– Так, что здесь происходит?

Ага, а вот и дежурные. Я глянула на них, и мне просто нехорошо стало: одним из дежурных сегодня был Леонар. При виде меня его губы поджались, а лицо стало едва ли не каменным.

– Снова ты, Элизабет.

Я медленно встала, не желая смотреть на него совсем уж снизу вверх. Показалось, что было нечто унизительное в том, как я сидела на полу, а он возвышался надо мной. И совсем уже детское желание возникло – взять и пнуть по коленке, чтобы сбить с лица Леонара это недовольное выражение.

– Снова я, – подтвердила под тихий шепоток вокруг, – а что?

– Почему ты все время оказываешься в центре… – Леонар на миг задумался, подбирая слово. – Стычек.

– Я?

– Они ссорятся как парень с девушкой! – послышался восторженный шепот за спиной. Я резко обернулась и встретилась взглядом с какой-то встрепанной семиклассницей. Она и девочка рядом с ней хихикали, глядя то на меня, то на Леонара.

– Элизабет, нам надо поговорить.

– Не надо! – отрезала я. – Мне сейчас надо вернуться в комнату, так как до отбоя осталось немного времени. А ты, прежде чем заговаривать со мной, сначала с подружками своими разберись!

После чего вздернула подбородок и вышла из гостиной, сопровождаемая взглядами. От них даже лопатки защекотало.

– Элизабет!

Голос Леонара напоминал уже ядовитое шипение. Его фьюрри тоже попытался изобразить подобный звук, но закашлялся и сорвался на жалкий писк.

Я не выдержала. Обернулась, встретившись взглядом с недоженихом, и с огромным удовольствием показала ему язык. После чего выскользнула в коридор и уже бегом поспешила в комнату.

Как приятно оказалось наблюдать за багровым румянцем на щеках Леонара!

* * *

– Ты выглядишь так, точно только что получила взбучку. Или дала кому-то в нос.

С этими словами Хелен отложила учебник, с которым уютно устроилась в постели. Я заметила рядом с ней лежавшее вскрытое письмо.

– От родных? – кивнула на него, всячески оттягивая разговор.

– От брата. Он служит в королевской армии. Не сходи с темы. Что случилось?

Я уселась на кровать, бросив дневник рядом. Хелен равнодушно посмотрела на него. Еще бы! Внешне он ничем не отличался от обычных тетрадей, разве что чуть потоньше.

– Иногда я думаю, что парни – идиоты.

– Иногда этот факт кажется неоспоримым, – кивнула моя соседка.

– Не умничай.

– Мне просто интересно, откуда у тебя такие выводы на ночь глядя. Эй, Лиз, ты все же узнала про девушку Гловера?

– Она узнала обо мне, – процедила я сквозь зубы.

И впрямь таиться от Хелен нет смысла. О происшествии и так узнают все, зато промолчу про Адриана.

– Ты права, – проговорила Хелен, когда я рассказала о происшествии в гостиной. – Парни – дураки, а мы тоже ничем не лучше. Иногда мне непонятно, как и тебе, почему между водой с воздухом и землей с огнем такая неприязнь.

Я как раз решила выпить воды из графина и едва не уронила стакан после таких слов.

– Что? – не поняла Хелен. – Я не призываю обниматься с огневиками и землекопами, но согласись, проблемы с личной жизнью есть у обеих сторон. Я того… не говорила никому, но в детстве у меня был друг, который сейчас учится в Аркано. И иногда… ну, мы не общаемся больше.

Она замолчала, глядя куда-то за окно, где мягко шумела ночь. А я подсказала:

– Иногда ты думаешь, как бы вы общались теперь? Если бы не было закоренелой вражды между школами?

– О таком почти никто не думает, но иногда оно само собой получается.

Она сбросила книги на пол, что выглядело странно. Хелен мне с самого начала казалась аккуратисткой еще большей, чем я. Учебники на тумбочке у кровати или на столе, за которым мы делали домашние задания. Платья всегда на вешалках, отглаженные до идеального состояния. И так далее.

Глядя на то, как соседка поднимает книги и возвращает их на тумбочку, я вдруг поняла, что отношения между школами не назовешь обычной враждой. В Клейроне мы скорее шутили насчет того, что наши школы должны при встрече обмениваться парой-тройкой синяков, а здесь я поняла, что подобное – обыденность. В столице последствия войны Зарекка ощущались сильнее, болезненнее. Здесь не давали о ней забыть, строили обелиски и проводили дни Молчания в память о погибших.

Дети вырастали с мыслями, что маги огня и земли виноваты в том, что война приобрела такой размах. И неприязнь распространялась на потомков тех, кто когда-то перешел на сторону Зарекка, а от них – на остальных магов огня и земли.

Размышляя каждая о своем, мы умылись, переоделись и улеглись спать. И лишь выключая свет на своей тумбочке, Хелен едва слышно прошептала, не глядя на меня:

– Взрослые маги развязали вражду, а расплачиваемся мы.

Я промолчала, но эта фраза еще долго эхом бродила в моей голове, пока я не решила, что надо бы заснуть. Обняла дневник, с которым не хотела расставаться, закрыла глаза…

Дневник под рукой потеплел. Глаза распахнулись сами собой. Адриан? Он написал мне? Быстро обернулась, чтобы увидеть, как Хелен мирно сопит, отвернувшись к стене. После чего осторожно открыла дневник.

«Просто хотел пожелать спокойной ночи, Лиззи. Я очень рад, что ты снова рядом со мной».

Волна тепла залила меня всю, до кончиков пальцев на ногах. Пришлось даже на миг закрыть глаза, настолько сильным оказалось то чувство, что распирало изнутри. Я не могла подобрать ему описание, но знала, что оно станет самым незабываемым.

Может, так люди чувствуют бесконечное счастье?

«Ты такой вежливый, что мне страшно. Адриан, это правда ты?»

Я написала это прежде, чем мысленно отругала себя. Ну, Лиз, ты даешь! Пишешь какие-то глупости.

Но прелесть нашего общения именно в том, что можно не бояться писать эти самые глупости.