Коготь и цепь - Анастасия Машевская

Бану не зря всегда доверяла отходы войск именно Гобрию, а особенно – в этот раз, когда ее рядом не было, а трофеев везли огромное множество. Гобрий золото любил. Любил всей душой, всем сердцем, всем сознанием и очень сильно – руками. Все равно, его это золото или чужое, он всегда понимал, что от общего размера прибыли зависит и его доля, и всегда ревностно оберегал от посягательств каждую монетку.

Армии подошли в считаные дни, Бансабира всерьез занялась изучением ситуации. Знакомилась с командирами, перебирала имена утвержденных сотников, перераспределяла для уверенности некоторые должности. Русса как был, так и остался начальником личной гвардии действующего тана – «меднотелых». Дядю Тахбира Бану назначила казначеем – одного взгляда на этого человека хватило, чтобы понять, что он не склонен кривить душой. Привычка быть подле правящего выработалась у ахтаната едва ли не во младенчестве, и отведенная роль вполне ему подходила. Из тысячников, которые были назначены прежде, на своих местах остались только Ул и Бугут, кроме которых пришлось выбрать из отличившихся еще тридцать шесть командиров. В число таковых вошли наконец Серт и Дан. Первый как-то скомканно помялся, почесал пальцем щеку, глядя в пол, даже покраснел немного, когда благодарил таншу.

Зато Дан засиял, как ледник, который танша видела вдалеке из окна своей спальни! Да, он уже, по существу, возвышался над тысячей солдат, но ведь одно дело быть замкомандира, а другое – самому командовать! В начале похода должность казалась ему совершенно недостижимой, потом мало-помалу фантазии стали обретать контур. Все-таки хорошо получилось, когда в самом начале, при взятии пяти заброшенных застав между Сиреневым и Оранжевым танаарами, он удачно выполнил порученное! Если бы не это, несмотря на протекцию Гобрия, танша в жизни не обратила бы на него внимания. Когда со временем освободилось место командира четвертого подразделения, Дан был уверен, что теперь-то точно у него все карты на руках, но танша так и не доверила ему командования, назначив Ула. Помнится, Дан в тот день здорово схватился с Сертом – тот ведь обещал помочь, замолвить словечко, как-то повлиять на тану! Серт оправдываться не стал, заявив, что благоприятного момента так и не представилось, но от своих слов отступать намерен не был и повышения для Дана добиться по-прежнему обещал. Дан тогда плюнул в Серта чем-то в духе: «Да этот Ул по сравнению со мной!..» – развернулся и унесся куда-то вымещать гнев.

А теперь вон как. То ли от нехватки командиров, то ли еще отчего, тану Яввуз вверила ему подразделение, которым прежде руководила сама, заявив, что теперь ей «явно не до этого». Серт, который был определен на место Гистаспа, выйдя от танши, коротко глянул на Дана, усмехнулся, вздернув уголок губ, и с некой новой легкостью зашагал прочь. Вид он при этом имел до того хитрющий, что для Дана стало очевидно: без него, Серта, тут не обошлось.

Помимо прочего, Бансабире вместо привычных пятидесяти сотников неожиданно потребовалось без малого четыреста. Ночи напролет она разбирала множество бумаг, в том числе сообщения, донесения, рекомендации и отчеты о тех, кто намеревался занять место в среднем офицерском составе. Лигдам не покидал госпожу ни днем ни ночью, принося еду, воду, беспрестанно меняя свечи. Кажется, шутила танша, потирая красные от недосыпа глаза, пасечники после войны восстановят свое хозяйство самыми первыми. Правда, цветов еще нет.

Лигдам в ответ улыбался.

Основную часть воинства, за исключением «меднотелых», Бану разделила на четыре армии по восемь тысяч в каждой и поставила во главе их Видарну, Отана, Гистаспа и Гобрия. Последний за особливое рвение в доставке золота в чертог молча ожидал какой-нибудь ощутимой похвалы. Ничего не просил, но глаза сияли так, что и без слов было все понятно. Бану не была бы собой, если бы не знала, как удовлетворить разумные чаяния тех, на кого теперь придется опираться с еще большей силой.

Большая часть тех, кто примкнул к Бану по приказу Идена Ниитаса, вернулись с приветом и поклоном от госпожи в родные земли. Правда, с полторы сотни человек, с согласия танов Пурпурного и Сиреневого домов, остались в ставке Бансабиры. Как и две тысячи бойцов, которых предоставил танше плененный Ранди Шаут. Их Бану маленькими группками раскидала по всем тридцати восьми подразделениям и наказала своим держать ухо востро.

Разделение трофеев при роспуске армии в некоторых слоях вызвало такую волну недовольства, что Бансабире невольно вспомнился фамильный герб дома Яасдур со вздыбленным морским валом и мельхиоровым трезубцем в центре, на котором красовался девиз дома «Волна и смерть». Часть добычи, которая перепала на руки каждому, казалась ничтожно малой.

– Вы поймете, что себе я возьму тоже не столько, сколько хочется. Моя забота – весь танаар, ему нужны средства.

Чем выше был пост и чем больше амбиции, тем меньше подходила для полководцев позиция танши. Но препятствовать или противиться никто не посмел. Трое из темников Бану должны были разъехаться по своим наделам еще до сорокоднева Сабира, в чертоге оставался только Гистасп. Однако Гобрий по старой памяти попросил задержаться, а если возможно, заявил он позже, и вовсе остаться при госпоже. В конце концов, пожалованным его роду наделом уже давным-давно управляет его жена, ей помогают родственники и подрастающий сын, так что в нем надобности нет. По семье он, разумеется, соскучился и намерен как можно скорее их проведать, заверял командующий, заметно нервничая по неясной для Бансабиры причине, но остаться жить в глухой тиши сейчас просто не сможет. Поэтому, если можно, он бы хотел время от времени навещать вверенные земли, видеться с родными, но жить и действовать – в фамильном чертоге Яввузов.

Бансабира поперхнулась воздухом. Ничего себе просьба. Там видно будет, сказала женщина в ответ, взяв себя в руки, время покажет, а пока – нельзя. Гобрий от отказа надулся, напомнив Бансабире индюка, но клятвенно пообещал после сорокоднева Сабира Свирепого убраться восвояси.

– Но до тех пор, – непреклонно выстрелил голос Гобрия в оконцовке, – я останусь здесь!

Бану мысленно хмыкнула. Да уж, в этой армии точно дурак на дураке. И руководит ими, кажется, бестолочь, которая ни в чем не может разобраться. Особенно, конечно, в себе, додумала Бану. В шутку – зло, но червячок недовольства в груди закопошился отчетливо.

Действительно, недовольства среди тех, кто, вернувшись домой, воротился к семьям, было куда меньше: в первые же дни тану приказала не собирать с населения налогов в течение полутора лет. Следом было оглашено, что часть средств пойдет на ремонт пострадавших (особенно в южных провинциях) домов и общественных зданий, а также на постройку нового жилья, школ, больниц, храмов, приютов, псарен, кузен, оружейных, местных академий для солдат, верфей и много чего еще. Будут налажены переправы и подлатаны дороги, заверила танша. Тут уж на скудность трофейной дележки стали смотреть еще проще: и крыша над головой вроде есть, и работа будет, да и тех денег, что перепало, вполне хватит, чтобы прожить до лета, когда прокормиться легче, наверняка удастся даже что-то отложить.

Поэтому, как только Бансабира закончила разбирать дела командующего состава, чтобы понять, кто что собой представляет, к ней неиссякаемым потоком зачастили зодчие. К тому сроку, когда пройдет сорокоднев Сабира Свирепого, им было поручено подготовить разработки необходимых сооружений и предположительные места построек в каждом конкретном случае. Так что нечего просиживать штаны, заключила госпожа и велела поскорее взнуздать лошадей и выдвигаться каждому в надлежащую провинцию.