Смерть перед Рождеством - Кристоффер Карлссон

– Не сомневаюсь.

– Как это было?

– Без понятия.

Грим поднимает бровь:

– Неужели все так серьезно?

– Вмешалось СЭПО. Мы больше не ведем это расследование.

– Вот как… – Он выпячивает нижнюю губу. – Бедный мальчик, злые волки из СЭПО забрали у тебя такое интересное дело…

Грим кривляется. Поднимает руки, чтобы утереть воображаемые слезы. Притворно завывает под звякание кандалов: «У-у-у…» И вдруг разражается хохотом. Хватаю мобильник: я наедине с ним всего две минуты.

– Ты – коп, одним словом…

Грим снова становится серьезным. Подобные перепады – побочный эффект медикаментозного лечения, это мне уже объяснили. Хотя здесь я не вполне согласен с медиками. В конце концов, я знаю Грима лучше, чем они. Он всегда был непредсказуемым. Его последнее смс-сообщение – лучшее тому подтверждение. «Это из-за тебя они забирают у меня мобильник, прекрати… Можешь прийти ко мне?»

– Тебе ведь не составит труда в очередной раз раздобыть себе телефон? – спрашиваю я.

Грим молчит. Обычно мобильники для него выкрадывают другие. Интересно, как это у него получается так манипулировать людьми?

– К чему ты еще имеешь доступ? – спрашиваю я.

– О чем ты?

– Ты понял.

– Вы с Левиным по-прежнему плохо ладите? – спрашивает он вместо ответа.

– Мы с Левиным?

– Да.

– Он избегает меня, как мне кажется.

Грим смотрит на наручники, как будто на них написано, что ему следует говорить дальше.

* * *

Полгода назад и я был низвергнут в пропасть. Иначе это называлось трагической случайностью. В общем, я застрелил коллегу в гавани Висбю, на Готланде. Его звали Маркус Вальтерссон, и он до сих пор преследует меня в ночных кошмарах. Иногда в толпе на какой-нибудь площади или станции метро мелькает его лицо.

Происшествие это известно как «случай на Готланде» и получило настолько широкую огласку, что вдаваться в подробности, я думаю, не имеет смысла. Тогда я работал в одном из подразделений отдела международных расследований и был командирован в Висбю под начало интенданта Чарльза Левина. Партию оружия передавали в новые руки, и наш отдел был там, поскольку к делу подключили информаторов-внештатников. В общем, прогремел выстрел – я попал коллеге в шею. Меня отстранили. Лето обернулось сплошным кошмаром, с беспрерывным курением, медикаментами и крепким алкоголем. На вопрос, не хочу ли я встретиться с его родными, я ответил отрицательно. Насколько мне известно, у Маркуса Вальтерссона была сестра.

А потом в многоквартирном доме, где я живу, была застрелена женщина. И убийцей оказался не кто иной, как Йон Гримберг, он же Грим, некогда мой ближайший друг. Причиной послужило одно давнишнее происшествие, когда погибла сестра Йона, Юлия. По моей вине, как считает Грим.

Смерть Юлии стала началом цепи событий, развивавшихся одно из другого, подобно стремительно раскручивающейся спирали. В результате несчастная семья Гримбергов оказалась расколота, а Йон опустился на самое дно, к отбросам общества. Постепенно ему удалось подняться – во всяком случае, к нему вернулось желание бороться за себя. И Йон, если так можно выразиться, решил вернуться в ту точку, где когда-то все пошло не так, чтобы исправить положение. Но главный промах, как он считал, был связан со мной. И теперь я должен был потерять самое дорогое, как когда-то он. В моем случае это была Сэм.

Возможно, во всем этом была своя логика, пусть и абсурдная. Не исключено, он использовал Сэм в качестве приманки. Но никто не может утверждать этого наверняка, даже сам Грим.

Случай на Готланде также не был расследован до конца. Кроме того, что на место, где я находился, я был поставлен Левиным, на случай если что-то пойдет не так. Но дальше установления этих фактов следствие не продвинулось. Возможно, было приостановлено усилиями того же Левина, у которого, в свою очередь, имелись не подлежавшие огласке тайны. Но какие именно, он не говорил. И вообще по возможности стал избегать меня.

* * *

Грим знает обо все этом. Он спрашивает – я отвечаю.

И оба мы ждем друг от друга только правды.

– И каково оно, – интересуется Грим, – когда тебя избегает Левин?

Я откладываю мобильник в сторону. Разделяющая нас столешница как будто становится шире.

– Не могу сказать, каково это, – отвечаю я. – Теперь твоя очередь. Итак, зачем я тебе понадобился?

Грим моргает. Теперь он сидит наклонившись вперед и опираясь предплечьями о край стола. За приоткрытой дверью маячит бородатое лицо Плита.

Через два часа у меня встреча с Сэм. Не мешало бы успеть принять душ, а может, даже и побриться. Кроме того, я голоден. Не говоря о том, что где-то поблизости бродит убийца социолога, в отношении которого или которой у меня больше нет никаких прав, теперь все они у СЭПО. Последнее обстоятельство раздражает меня больше всего. Нет предела человеческому коварству.

– Просто я соскучился, – отвечает на мой вопрос Грим. – Мне захотелось, чтобы ты пришел.

Раньше он идеально контролировал то, что называется языком тела. Настолько владел собой в этом отношении, что мог намеренно сбить собеседника с толку. Это было важной частью его профессии. Теперь же все изменилось, Грим стал уязвим. Когда-то он увлекался героином, потом сменил его на метадон, который покупал на черном рынке, – что-то вроде поддерживающего лечения. Но в клинике метадон для него исключен, поскольку плохо сочетается с медикаментами, которые дают здесь Гриму. Возможно, причина в этом.

Во внутреннем кармане вибрирует мобильник. Сообщение от Бирка:

JAG 737 вчера стоял напротив моего дома и сегодня возле Сюстембулагета[27] на Кларабергсгатан, когда я выходил оттуда. Если и ты его видел, то это СЭПО.

Итак, «JAG 737»… Надо будет присмотреться к регистрационному номеру.

– Это от Сэм?

Грим улыбается. На щеках появляются ямочки, как много лет тому назад. У меня щекочет в желудке.

– Нет, от коллеги, – отвечаю я.

К клинике Святого Георгия подъезжает автомобиль. Останавливается на том самом месте, где и доставившее меня такси, но никто не выходит. Совсем не обязательно эта та самая машина, о которой предупредил Бирк. Наверняка у СЭПО она не единственная.

Я перевожу взгляд на Грима: тот дряхлеет на глазах. В считаные секунды из мальчишки превращается в старика.

– Зачем ты приехал сюда? – спрашивает он.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что сказал. Зачем ты приехал, когда я тебя об этом попросил?

Этот вопрос мне уже задавали, и не один раз. И не только Грим, но и другие: Бирк, Сэм и даже Мауритцон, которая почему-то в курсе всех моих визитов и считает себя вправе интересоваться их причиной. Спрашивали с недоумением и неуверенностью в голосе, и я всегда отвечал то, что на тот момент казалось наиболее правдоподобным.