Я, Лучано Паваротти, или Восхождение к славе - Лучано Паваротти

САЗЕРЛЕНД:

Кроме «Дочери полка» можно вспомнить и другие замечательные спектакли. Когда мы первый раз пели вместе в Сан-Франциско, голос Лучано звучал просто фантастически. Его «Пламяужасное…»[8] поистине незабываемо.

БОНИНГ:

И в «Пуританах», которые мы пели в Карнеги-холл в концертном исполнении, Лучано просто потрясал. Не верилось, что современный тенор с полнейшей свободой и легкостью берет верхнее «ре-бемоль» и чистое «ре». О подобном мы прежде только читали — так пели когда-то в далеком прошлом, и мы никак не ожидали когда-либо услышать столь невероятное пение.

Лучано чрезвычайно умно распоряжается своим голосом. Долгое время он исполнял очень высокие партии, создавая себе славу «короля теноровых высот», которой и наслаждается теперь. С годами он начал осторожно и постепенно приближаться к более подходящим для его голоса драматическим партиям. Он ничего не предпринимает, не обдумав все сотню раз, и до сих пор ни разу не ошибся. Так он прибавил к своему репертуару «Джоконду», «Турандот», «Трубадура». Это все очень трудные партии. И в то время как многие другие тенора рано брались петь «Отелло», Лучано воздерживался. Нет сомнения, что он сможет спеть эту партию, но немного погодя… Он мог бы спеть ее и сейчас, но, думаю, правильно делает, что откладывает. Так он будет петь дольше, дольше сбережет голос. Его звук сохраняет прежнюю свежесть, весь свой блеск, и Лучано постарается сберечь свой голос еще на долгое время. Он любит пение и хочет петь хорошо.

Лучано Паваротти и Джоан Сазерленд в опере Доницетти «Дочь полка». Ковент-Гарден

САЗЕРЛЕНД:

И он всегда сам принимает любые решения, касающиеся собственного голоса. Лучано — хозяин своей карьеры… Притом, что его агент Герберт Бреслин дает ему, конечно, немало добрых советов. Кроме того, думаю, его старые итальянские учителя Кампогаллиани и Пола очень хорошо научили его, как пользоваться голосом и как заботиться о нем.

БОНИНГ:

Но Лучано и сам очень умен во всем, что касается собственной карьеры. Он знает, до какого градуса можно довести публику, чего ждать от нее, он «играет» с залом, как на инструменте… в хорошем смысле, разумеется. Думаю, его забавляет такая способность управлять публикой. Он очень заботится о карьере. Любит петь, любит получать отклик публики, любит высокие гонорары, все любит… А почему бы и нет?

САЗЕРЛЕНД:

Он самозабвенно работал, чтобы добиться успеха, и все, что у него есть теперь, вполне заслужено им. Но он умеет и наслаждаться жизнью, используя короткие перерывы для отдыха… чего никак не могу сказать о некоторых других певцах.

БОНИНГ:

Я знаю, кто-то считает, будто это мы помогли ему выйти на широкую дорогу в искусстве. Но Лучано не нуждался в чьей-либо помощи. Мы всего лишь настояли на том, чтобы его ангажировали для «Лючии» в Майами и на австралийские гастроли, больше ничего особенного мы не сделали. Естественно, после Австралии мы часто обращались к нему, через дирекции разных театров, предлагая петь вместе с Сазерленд, но в то время его карьера уже делала такие гигантские шаги, что далеко не всегда, даже, скорее, очень редко нам удавалось работать вместе.

Я говорил о нем с руководителем лондонской фирмы грамзаписи «Рекорд», но там, как и почти во всех подобных фирмах, и слышать не захотели о молодом, подающем надежды певце. Но все же, в конце концов, они договорились с Лучано, и я уверен, сегодня благословляют себя за смелый поступок.

САЗЕРЛЕНД:

Я очень довольна, что он оказался моим партнером во многих операх.

БОНИНГ:

Нас восхищает умение Лучано управлять своей карьерой. Он вполне обеспечен, разумеется, но требует большие гонорары, потому что деньги дают ему ощущение стабильности. Ему нет нужды метаться по всему свету, соглашаться на любые партии, какие ни предложат. Он может позволить себе петь то, что хочет, что ему подходит.

САЗЕРЛЕНД:

Лучано очень правильно делает, что не ездит без конца по всему миру. Мы как раз недавно говорили с ним об этом: сколько карьер не состоялось из-за скоростных авиарейсов. Директора театров всякий раз пытаются представить перелет в ту или иную страну на пару спектаклей пустяковым делом: «Всего два часа полета!» Или же: «Что нужно? Садишься в самолет в Нью-Йорке и через шесть часов ты в Европе!»

Но подобные поездки требуют много сил.

Когда я начинала карьеру, все происходило иначе. Я довольно долго оставалась на одном месте, а если переезжала, то всегда немного отдыхала, чтобы не сразу выходить на сцену. Несколько лет назад в Австралии мы совершили турне по музыкальным клубам.

Конечно, мы выходили из одного зала и входили в другой, но там расстояния небольшие… Это гораздо легче, чем петь, скажем, в Метрополитен, потом лететь на концерт в Лос-Анджелес, а оттуда со всех ног нестись обратно в Нью-Йорк. Или же, находясь в Лондоне, слетать на пару дней в Вену. Эти переезды, такие стремительные и кратковременные, для певца невероятно утомительны.

Первое время я всегда путешествовала морем. Чтобы перебраться из Европы в Америку, садилась на пароход в Соутгемптоне или Генуе. Тогда я возила с собой весь собственный театральный гардероб. Компании далеко не всегда желают брать на себя заботу о моих костюмах для той или иной оперы, поэтому я возила свои. А это значит, что у тебя уйма багажа, только из-за него приходилось плыть морем. И в таком случае у меня возникал вынужденный отдых.

На переезд из Генуи в Нью-Йорк уходило больше недели. И сейчас в век реактивных самолетов стараюсь сохранить разумный ритм работы… Так же поступает и Лучано, мне кажется. Он гастролирует в каком-нибудь городе довольно долго, прежде чем вылетает на другой конец планеты, и не совершает даже половины молниеносных перемещений, какие обычно позволяют себе другие корифеи.

Естественно, молодым певцам выбирать не приходится. Ведь очень мало постоянных трупп, где бы они могли спокойно поработать и поучиться мастерству. Начинающие вокалисты вынуждены соглашаться на любые предложения. Но в чем-то они и сами виноваты. Все хотят прославиться как можно скорее. Но и такие артисты, как Кабалье, Паваротти и я тоже… уверяю вас, славу свою заработали тяжким трудом. Кабалье многие годы выступала в Германии и Швеции, пела, конечно, изумительно, только никто не обращал на нее внимания.

Я семь лет провела в Ковент-Гарден, где училась своей профессии. Паваротти побывал во множестве небольших европейских театров и в Майами приехал, чтобы заменить Чони, а потом отправился в Австралию. Конечно, австралийские гастроли не сделали его знаменитым, зато он получил превосходный опыт, освоив четыре большие партии, которые впоследствии очень пригодились ему для выступлений в крупнейших театрах мира.