Подменный князь - Иван Апраксин

И что грозный бог по имени Перун требует для себя крови жертв – в этом не было для здешних людей ничего удивительного. Бог помогает в битве, позволяет получить богатую добычу, а за это он требует жертвы – человеческой крови. Разве это несправедливо? Баш на баш, натуральный обмен: о морали тут речи не шло.

Я подошел к Любаве, которая успела к тому времени привести в чувство свою госпожу и возле которой оставалась.

– Кто ты? – спросил ее приблизившийся Блуд. – Что ты тут делаешь, возле моей новой рабыни?

– Я была ключницей князя Рогвольда, – ответила девушка, подняв голову к стоявшему над ней боярину, – и служила госпоже Рогнеде. И теперь снова хотела бы служить.

В ее голосе промелькнула надежда. Любаве казалось, что если Рогнеда осталась в живых, то и все остальное может перемениться.

Блуд усмехнулся.

– У рабынь не бывает служанок, – заметил он. – И моей новой рабыне ты не нужна. Возьмите ее и отведите в лодку, – обратился он к двоим слугам, сопровождавшим его. Рогнеду повели в сторону реки, Любава побрела следом.

В этот момент Блуд заметил меня и наши взгляды вновь скрестились.

– А, это ты, – произнес боярин, разглядывая меня вновь. – Тебе понравилось жертвоприношение? В стране, из которой ты пришел, так делают?

Я отрицательно покачал головой.

– А какие болезни ты умеешь лечить?

На этот раз пришел мой черед усмехнуться. Чисто профессиональное, ничего личного. Просто уже многократно пришлось убедиться в том, что профессия врача неизменно вызывает живой интерес почти у всех. Каждый человек либо сам чем-то болен, либо болеют его родственники. Тема болезней и их лечения не чужда ни одному человеку, в каком бы месте или времени он ни жил.

И где бы ты ни оказался: в поезде, в компании знакомых или малознакомых людей, но стоит сказать, что ты врач, и вопросам к тебе не будет конца. Лучше уж вовсе не признаваться.

Однако сейчас я понимал, что именно медицина может помочь мне. В этом мире мне, для того чтобы выжить, нужно было как-то выделиться, доказать свою полезность. А в противном случае не вечно же будет мне везти, а от ружья не много толку, если удача отвернется от меня.

– Каждая болезнь требует разного лечения, – осторожно сказал я. – Все люди болеют по-разному. Кого-то можно вылечить, а кого-то нет.

– Странно ты говоришь, – покачал головой Блуд. – Сколько встречал я в жизни лекарей, и каждый клялся, что умеет лечить все. А ты сам признаешься, что не все можешь. Какой же ты чародей?

– Я не чародей, а просто лекарь, – ответил я, стараясь правильно подбирать слова. – Могу определить, какая у человека болезнь, и придумать, какими средствами можно вылечить ее или хотя бы облегчить.

– Твоя речь похожа на то, как говорят лекари в Царьграде, – с сомнением в голосе сказал боярин. – Мне приходилось там бывать, и не раз. Византийские лекари говорят, как ты. Признайся мне – ты из Византии?

Когда же я помотал головой, Блуд произнес внушительно:

– Зайди ко мне в Киеве. Может быть, ты мне пригодишься. Тем более что мальчика, которого ты вылечил, все равно уже больше нет в живых. Вольдемару ты теперь вряд ли понадобишься: он еще не в том возрасте, когда люди думают о болезнях. Его интересуют совсем другие вещи в жизни. А нам с тобой найдется о чем поговорить.

– Для этого мне еще придется оказаться в Киеве, – осторожно проговорил я. – Как я видел, город будет обороняться, и войска там много.

– Ну да, – кивнул боярин, а потом загадочно улыбнулся: – И все-таки я думаю, что в Киеве ты скоро окажешься. И придешь ко мне.

Он повернулся и пошел в сторону Днепра, где его, видимо, поджидала лодка, в которую уже была отведена Рогнеда.

Любава казалась безутешной. Мы встретились с нею возле костра, где сидели уже знакомые нам воины, среди которых мы находились все последние дни. На праздничный ужин сегодня был густой суп из баранины и собранных в поле овощей – капусты, брюквы, репы и моркови. Я понял, что баран был из тех, что мы везли с собой на струге. Оказавшись в виду Киева, воины решили заколоть всю привезенную живность и съесть ее. Хранить припасы было больше не надо: впереди битва за город и победа, а значит, к услугам победителей окажутся все богатства Киева, включая еду. А если случится поражение, то мертвым все равно не нужно съестное…

К тому времени мы с Любавой уже успели обзавестись личными деревянными ложками большого размера, как здесь было принято. Ложки я сам выточил на одной из стоянок, и немало этим гордился, чем вызвал удивление Любавы – по ее представлениям, каждый человек вырезал себе ложки с самого детства, и в этом не было ничего особенного. Но для меня это была одна из первых маленьких побед.

– Больше я никогда ее не увижу, – сокрушалась Любава, думая о том, что ее бывшая хозяйка, едва уцелев от смерти, вновь попала в рабство уже к другому человеку. И будет ли Блуд более милостив к ней, чем Вольдемар?

По мне, так Блуд просто не мог быть хуже Вольдемара. Потому что ничего хуже быть не может. Но когда я сообщил это свое умозаключение девушке, она снова разрыдалась.

– Может, – сказала она сквозь слезы. – Всегда может быть хуже. Ты просто не знаешь, потому что ты очень наивный и простой человек.

Услышав эти слова, я смог лишь пожать плечами и улыбнуться. Наверное, Любава по-своему права. С ее точки зрения, я – совсем простак. Даже, вероятно, недоумок. А как же иначе? Ведь я не знал и не умел самых элементарных вещей…

О только что закончившемся жертвоприношении никто не говорил: воины сидели вокруг костра и молча хлебали похлебку, изредка обмениваясь замечаниями, которые, впрочем, были нейтральными.

Что ж, я их прекрасно понимал. Мальчик Всеслав был у них на попечении в течение нескольких дней пути. Все видели, как мучительно он поправлялся после своего ранения, как хлопотала вокруг него Любава. Может быть, глядя на него, кто-то вспоминал своего оставленного дома младшего брата или сына. А теперь мальчика просто тупо зарезали у них на глазах. Чтобы умилостивить Перуна…

Полно, да так ли уж верили все эти люди в необходимость кровавого жертвоприношения? Но осуждать совершившееся никто не смел: ведь Перун был любимым богом князя Вольдемара.

Правда, во время общей еды и сидения у костра я заметил нечто непривычное. На нас с Любавой как-то странно косились и старались держаться подальше.

К чему бы это? И не надвигается ли на нас новая угроза?

После того как котел оказался вычерпан до дна и Любава с Канателенем потащили его к реке, чтобы вымыть, ко мне подсел Вяргис. Некоторое время он теребил себя за длинные сивые усы, а потом решительно, хоть и негромко сказал:

– Надо поговорить.

Видимо, сидевшие рядом воины догадывались, о чем пойдет разговор, или же попросту точно знали это, но все они проявили тактичность, и уже через несколько мгновений мы с Вяргисом остались у костра одни.