Торговец кофе - Дэвид Лисс

— Что за абсурдное предложение?! — ответил Мигель.

И это действительно было так, но по причинам, о которых Мигель предпочел бы умолчать. Француз, должно быть, лишился ума, чтобы заключать сделку, которая обрекает его на убытки. Или он знает какой-то секрет, на котором Мигель мог бы заработать. Но так как Мигель вложил чуть больше пятисот гульденов, предложение нельзя было просто так отклонить, оно все же сулило небольшую прибыль вместо значительных убытков.

— Я не продам меньше чем за шестьсот пятьдесят, — сказал он.

— Тогда вы не продадите их вовсе. У меня нет времени, чтобы торговаться, как у вас принято в Голландии. Или мы заключаем эту сделку, или я найду другого человека и предложу ему ту же цену. Он наверняка будет более благодарным.

Мигель улыбнулся, извиняясь, и повел Паридо прочь.

— Само собой разумеется, вы примете его предложение, — объявил Паридо.

Вот вкусный червяк, а рыбой был Мигель. Червяка можно съесть, но хочет ли он, чтобы его поймали на крючок?

— Это несерьезно, — сказал Мигель, потирая большой палец об указательный; он нюхом чуял: что-то здесь не так. — Почему ему так нужны эти фьючерсы? Будет умнее не продавать их вовсе, так я смогу получить прибыль из секрета, который он знает.

— Прибыль на бирже — это сокровище гоблинов, которые превращают уголь в алмазы, а потом снова в уголь. Надо извлекать прибыль там, где это возможно.

— Я предпочитаю более смелый подход, — сухо сказал Мигель.

— Иногда хорошо быть смелым, иногда благоразумным. Подумайте. Что мы знаем об этом французе? Может быть, эти фьючерсы нужны ему для какой-то собственной махинации, из которой вы не можете извлечь прибыли. Может быть, он лишь хочет расстроить планы своего недруга, скупая то, что нужно другому человеку. Может быть, он сумасшедший. Может быть, ему известно, что цена вырастет в три раза. Вы этого не знаете. Единственное, что вы знаете, — это что, если вы сейчас продадите ваши фьючерсы, вы избавите себя от долга и даже немного заработаете. Именно так создаются состояния: понемногу и с большой осторожностью.

Мигель отвернулся. Не у многих были такие связи на бирже, как у Паридо, и, если тот решил положить конец давней вражде, эта сделка станет первым шагом в дружеских отношениях, которые помогут Мигелю избавиться от долгов. Может ли Паридо ухудшить положение Мигеля у всех на виду? Но, с другой стороны, вражда длилась почти два года, и Мигель чувствовал что-то зловещее в этом неожиданном альтруизме.

Интуиция подсказывала ему отклонить предложение, придержать фьючерсы и посмотреть, какую цену предложит рынок. Но мог ли он доверять своей интуиции? Возможность избавиться от проклятых фьючерсов была соблазнительной. Он мог бы завершить месяц с прибылью. А в следующем месяце — заняться торговлей китовым жиром, которая гарантировала прибыль, и начать кофейное предприятие. Возможно, это переломный момент в его судьбе.

Принимая важное решение, от которого, возможно, зависело его будущее, он спросил у себя, какой вопрос первым приходит на ум в подобных обстоятельствах: что бы предпринял Очаровательный Петер? Проигнорировал бы Паридо и послушался своей интуиции? Или подчинил бы свою волю человеку, который еще вчера был его врагом, а сегодня изображает из себя друга? Мигель знал, что Петер никогда не упускал возможностей. Не лучше ли сделать так, чтобы человек, задумавший обман, поверил, что его план удался, чем вывести его на чистую воду. Петер последовал бы совету Паридо.

— Я согласен на эту сделку, — наконец сказал Мигель.

— Это единственно правильное решение.

Возможно, так оно и было. Мигелю следовало радоваться. Возможно, радость придет через несколько часов, когда он почувствует неописуемое облегчение оттого, что наконец избавлен от этих проклятых фьючерсов. Он произнес благодарственную молитву, но, понимая, что ему повезло, все же не мог избавиться от горечи во рту. Его трудности разрешились, но только благодаря человеку, который еще две недели назад с радостью зашил бы его в мешок и бросил в Амстел.

А может быть, действительно Паридо хотел лишь прекратить размолвку. Мигель повернулся к парнассу и поклонился в знак благодарности, но лицо его было мрачным. Паридо понял, что это означало. Если окажется, что это ловушка, Мигель будет мстить.

Трудно объяснить моему читателю-христианину, что значит черем, или отлучение, для португальского еврея. Для тех из нас, кто жил под гнетом инквизиции, или в таких странах, как Англия, где наша религия была запрещена, или в турецких городах, где ее едва терпели, жизнь в Амстердаме казалась преддверием райской. Мы могли свободно собираться и соблюдать наши праздники и ритуалы, изучать наши тексты при свете дня. Для нас, людей, принадлежавших малочисленному народу, лишенных земли, которую мы могли бы назвать своей собственной, просто возможность жить, как мы хотели, была блаженством, за которое я никогда, ни на один день, не переставал благодарить Господа, пока я жил со своими братьями в Амстердаме.

Конечно, были и такие, которым было все равно, когда их изгоняли из общины. Некоторые были рады оставить жизнь, которую считали слишком добропорядочной и строгой. Они смотрели на наших христианских соседей, которые могли есть и пить что хотели, для которых Шаббат, даже их Шаббат, был просто очередным днем, и думали, что подобные свободы есть освобождение. Но большинство из нас знало, кто мы такие. Мы были евреями, и способность маамада лишить человека его отличительной черты, его чувства собственного достоинства и принадлежности вселяла ужас.

Соломон Паридо сделал все, чтобы я был изгнан, но, по правде говоря, я мог уехать в дальние страны и поменять имя. Никто бы не знал, что я тот самый Алонсо Алферонда из Амстердама. Я умел обманывать, лучше, чем кто-либо другой.

Так я и собирался сделать. Но не сразу. У меня были планы относительно Паридо, и я не хотел уезжать, не приведя их в исполнение.

Ханна полагала, будто знает, что такое кофе. Однако она не могла взять в толк, почему Даниель не хотел, чтобы Мигель торговал им, или почему Мигель думал, что кто-то захочет его покупать. Мигель и Даниель говорили о кофе с подозрительностью, и вот в подвале Мигеля она нашла мешок с зернами цвета сухих листьев, издающими странный резкий запах. На вкус зерна были твердыми и горькими, но она все равно разжевала их, несмотря на боль в зубах. Она не понимала, кому нужна такая омерзительная гадость.

Она подумала, что, наверное, нехорошо рыться в вещах Мигеля, но она же не собиралась говорить о своей находке мужу. Мигель никогда ничего не рассказывал ей о своей жизни, а как иначе она смогла бы что-то узнать, если бы не взяла инициативу в свои руки. Только при помощи собственных ухищрений она узнала о его долгах и проблемах с Паридо и о странных угрожающих записках, которые он получал. Аннетье, которую Ханна иногда посылала следить за Мигелем издали, рассказала, что он водит странную дружбу с хорошенькой голландской вдовой. Один раз Аннетье даже привела Ханну к таверне, и та своими глазами увидела вдову через окно, гордую и уверенную в своей важности. А что эта женщина сделала такого важного, кроме того, что вышла замуж за богатого и пережила его? В другой раз, когда они оба явно изрядно выпили, он привел вдову домой, думая, что Ханна с Даниелем были приглашены на ужин одной из торговых ассоциаций. Вдова смотрела на Ханну, пока та не залилась краской, и они с Мигелем поспешили вон, хохоча, как дети. Ханна подумала, что, если Мигелю нужна была женщина-подруга, он мог бы найти кого-нибудь поумнее и остановить свой выбор на той, что жила в одном с ним доме.