Собачье наследство - Кевин Уигналл

И тут Лукас почувствовал себя счастливым — потому что в ней нет ничего от него самого; она прекрасна, как ее мать.

Теперь девушки удалялись от дома, и неожиданно Лукас запаниковал, растерялся. Секунду не знал, что делать: остаться сидеть или последовать за ними? Впрочем, нерешительность скоро прошла: он следит не за домом; он здесь, чтобы увидеть дочь.

Лукас положил фотоаппарат под сиденье, взял книгу, вылез из машины и перебежал через дорогу. Вначале он двигался быстро, потом умерил шаг, удостоверившись, что не отстает.

Лукас шел на достаточно близком расстоянии от девушек, чтобы слышать, как они разговаривают и смеются. Время от времени подруги поворачивались друг к другу, и тогда он снова испытывал нервный шок от страха, что дочь обернется и увидит его. И какая-то его часть желала, чтобы она обернулась, бросила взгляд на человека, идущего далеко позади, и резко остановилась, инстинктивно почувствовав, кто он такой.

Лукас проследовал за девушками до кафе, однако остановился, понимая, что в Париже нельзя, не выделяясь, сидеть с чашкой кофе и читать книжку в мягкой обложке на английском языке. Он купил «Монд», подождал, сколько смог, потом зашел в кафе.

Внутри оказалось довольно многолюдно, но свободных столиков было все же достаточно, и Лукас сумел сесть так, чтобы хорошо видеть ее лицо.

Молодой официант подошел к столику девушек. Они заговорили с ним со снисходительной надменностью богатых деток, граничащей с хамством. Лукас почувствовал некоторое разочарование: ему хотелось, чтобы его дочь была больше похожа на Эллу Хатто, сдержанную и вежливую девушку, которая не знает, что богата.

Хотя, вполне возможно, что они просто притворяются. Официант что-то сказал им в ответ, и девушки рассмеялись — достаточно громко, чтобы привлечь внимание и взгляды других посетителей. Тут они смутились и немного сбавили тон.

Лукас заказал кофе и стал наблюдать, как девушкам подают напитки. Теперь они дружески болтали с официантом; скорее всего, они даже знакомы — конечно, это не особенно важно, но Лукас все равно почувствовал облегчение.

Он дождался своего кофе и притворился, что читает газету. Символическое в общем-то действие, потому что ни дочь, ни кто-либо другой не смотрели в его направлении. Сейчас Лукас воспринимает это как само собой разумеющееся, даже порой негодует, но в прошлом способностью не привлекать внимания даже гордился. Он совершил убийство в переполненном ресторане в Гамбурге, и ни один человек не смог дать его мало-мальски точное описание. Показания сильно разнились: высокого роста, низкого, блондин, рыжий, очки, солнцезащитные очки, вообще без очков… Как будто свидетелей загипнотизировали и приказали все забыть.

Лукас наблюдал за дочерью и ее подругой уже минут десять, когда к ним присоединились еще одна девушка и двое мальчишек. Девица и один из парней явно были братом и сестрой, третий — приятель девушки. Еще немного дружеской пикировки с официантом.

Наверное, сюда они приходят потусоваться. Мелькнула мысль заходить сюда каждый день, но так даже его лицо может стать узнаваемым. Не стоит торопить события. Когда они уйдут, он неспешно вернется к машине, чтобы потом поехать в гостиницу.

А утром снова отправится к дому. Потом решит, как к ней связаться — или подойти самому, или с помощью письма. Мэдлин, конечно же, письмо перехватит, надо ее перехитрить. Он дождется подругу дочери, отдаст ей послание и попросит передать его… кому? Первым делом следует выяснить, как ее зовут.

Лукас начал чувствовать раздражение, что сел так далеко. Голоса были едва слышны, и приходилось напрягать слух, чтобы услышать, не назовет ли дочь кто-то по имени. До него доносилась лишь мешанина французских слов, вроде бы знакомых, но бессмысленных. Лукас завороженно наблюдал за лицом девушки, за улыбкой, многозначительными взглядами, игриво нахмуренными бровками. Стало грустно от мысли, что он не видел, как эти гримаски формировались в детстве.

Те годы безвозвратно потеряны — годы, когда он мог читать ей сказки, быть рядом в важные моменты ее жизни — дни рождения, уроки плавания, велосипедные прогулки, — делать все то, что должны делать отцы. Она весь путь прошла самостоятельно, а Лукас за этот невинный промежуток времени убил, наверное, сотню человек.

Он нервно вздрогнул и отвел глаза, когда заметил, что брат одной из девушек удивленно смотрит на него. Мальчишка что-то сказал остальным, и Лукас приподнял газету повыше, чтобы скрыть лицо.

Он не мог поверить, что кто-то заметил, как он смотрит на нее. И еще Лукаса раздражало объяснение, которое они обязательно придумают его взгляду. Сердце замерло от неприятного ощущения, что именно сейчас дочкина компания насмешливо смотрит на странного посетителя.

Судя по их уверенной, собственнической манере общения с официантом, можно даже предположить, что они запросто подойдут к нему. Лукас раздраженно хмыкнул, сраженный иронией ситуации: закрываться газетой от страха перед какими-то сопляками!.. Так он просидел минут пять, прежде чем встать и уйти, как бы случайно отворачивая лицо.

По пути к машине Лукас все еще ощущал в себе адреналиновую дрожь. Он увидел свою дочь. Она красива, пользуется популярностью, у нее милые друзья.

И тут пришло мощное желание, всепоглощающая потребность в том, чтобы это стало началом, а не концом знакомства.

Да, эгоистично. Что она чувствует по отношению к нему, если вообще знает о его существовании? Она живет полной и счастливой жизнью, а появление отца из страшного небытия может оказаться таким же сокрушительным ударом, как смерть члена семьи. Он думает только о себе и понимает это, но ему необходимо найти путь к дочери.

Со всей силой духовного откровения Лукас понял, что не видит смысла продолжать жить иначе.

После ужина тем же вечером Лукас сидел с книгой в гостиничном баре. Вновь обретенный оптимизм вернул ему желание быть среди людей, даже если общаться с ними и не хотелось. Через некоторое время за соседний столик присела пожилая дама. Лукас сделал вид, будто не замечает ее улыбки, обращенной к нему.

Он услышал, как дама заказала «Беллини». У нее шотландский акцент… скорее всего Эдинбург. Шотландские словечки промелькнули и в разговоре с официантом, когда тот принес заказ. Лукас сосредоточился на книге и очень удивился, когда через несколько минут незнакомка произнесла:

— Извините за назойливость, вы первый раз?..

Он поднял глаза, полагая, что за столик подсел кто-то еще, но встретился с ее улыбающимся любопытствующим взглядом. У Лукаса не оставалось иного выбора — придется отвечать на этот самый банальный туристский вопрос.

— В Париже — не в первый. В этом отеле — да.

— Нет, я имею в виду другое. — Женщина улыбнулась и показала на книгу. — Я хочу спросить, вы впервые читаете «Гордость и предубеждение»?

— А, понимаю, — улыбнулся Лукас в ответ. — Да. Мне как-то порекомендовали Джейн Остен, и я пристрастился. «Мэнсфилд-парк», «Нортенгерское аббатство», особенно «Доводы рассудка» — сейчас это моя любимая.