Сирена - Михаил Волконский

– Нет, нет! – успокоил его Кирш. – Вы клятвы не нарушили! А вас тоже заставили поклясться, чтобы вы не поднимались наверх?

– Нет, такой клятвы я не давал!

– Хорошо. А есть возможность нам сейчас пройти туда и как-нибудь увидеть то, что делается теперь в столовой?

– Но зачем это? – спросил Станислав.

– Чтобы вам поглядеть на вашу жену, какая она стала теперь! – не смущаясь объяснил Кирш. – Ведь я стараюсь только для вас и хочу помочь вам, сочувствуя вашим страданиям.

– Поглядеть на нее? – заговорил Станислав. – В самом деле, в этом не будет ничего дурного; ведь она моя жена, и я имею право поглядеть на нее!

– Ну, конечно! – стал поддакивать ему Кирш. – Но только есть ли возможность сделать это?

– Возможность есть! Дело в том, что рядом со столовой библиотека, и из нее, над дверью, есть круглое окно в столовую.

– Этого довольно! – перебил его Кирш. – В библиотеку пройти легко?

– О, легко, прямо по этой лестнице!

– Тогда идемте! – и Кирш, не дожидаясь ответа Станислава, схватил его за руку, а затем потащил за собой.

Станислав повиновался ему, не сопротивляясь, и они, затаив дыхание, неслышными шагами поднялись по лестнице и очутились в библиотеке. Кирш, шедший впереди, интуитивно отгадывал дорогу.

Библиотека представляла собой небольшую комнату, стены которой от пола до потолка были заняты полками с книгами, и только над дверью – очевидно, в столовую, как указал Станислав, – виднелось круглое, освещенное с противоположной стороны окно, какие любила устраивать фантазия архитекторов восемнадцатого века и для которых существовало особое французское название: oeil de boeuf, то есть «бычий глаз» в русском переводе, или слуховое окно, по-нашему. Пол библиотеки был покрыт мягким ковром.

Тихо, без шума, без слов понимая друг друга, Кирш со Станиславом неслышно придвинули по ковру к двери библиотечную подвижную лесенку, служившую для того, чтобы доставать книги с верхних полок, и первым взобрался на нее Кирш. Он добился своего, и расчет его оказался совершенно верен: благодаря Станиславу, ему удалось незамеченным заглянуть в комнату таинственного собрания.

Там, за столом, покрытым сукном, на котором горели два канделябра с восковыми свечами, велся между собравшимися оживленный разговор.

На главном месте, в торце стола, спиной к двери, сидел католический патер; рядом с ним, с края, была леди Гариссон, которую Кирш узнал по сделанному Варгиным этюду. Однако разговаривали они так тихо, что ни одного слова нельзя было разобрать.

Кирш прислушался и почувствовал в это время, что стоявший внизу Станислав в нетерпении дергает его за ногу. Он отмахнулся от него рукой, чтобы тот не мешал ему.

Кроме леди Гариссон и серого человека, Кирш не знал в лицо никого из сидевших за столом, лица же патера он не видел.

Станислав, желавший поскорее сменить Кирша на лестнице, дернул его сильнее, так что тот пошатнулся и, ухватившись за притолоку и отставив вперед ногу для поддержания равновесия, слегка задел ею дверь.

Было ли это слышно в столовой или случайно, но патер оглянулся; Кирш сразу же узнал его и вдруг понял: если не все, то во всяком случае многое открылось ему.

В обернувшемся патере Кирш узнал отца Грубера, видного и деятельного члена иезуитского ордена.

Присутствие этого человека здесь в качестве председателя сразу показывало, что дело, по которому они собрались здесь, было делом отцов иезуитов и, очевидно, все присутствующие были членами ордена Иисуса.

Должно быть, Грубер подумал, что ему послышался только стук в дверь, потому что неосторожность Кирша не вызвала никакого переполоха в столовой. Грубер только сказал что-то своему соседу справа, тот встал и вышел в противоположную дверь библиотеки.

Кирш поглядел вниз, желая уступить свое место Станиславу из боязни с его стороны новых знаков нетерпения, но Станислава уже не было: очевидно, он испугался, что их поймают, и заблаговременно обратился в поспешное бегство.

Волей-неволей Киршу оставалось только последовать за ним, потому что нельзя было ручаться, что сделает сейчас Станислав. Тот мог побежать и со страха признаться во всем, хотя бы тому же маркизу, и выдать Кирша. Таким образом, оставаться одному в библиотеке было опасно, да и не нужно. Все равно услышать, что говорили в столовой, он не мог, а увидел он достаточно и знал теперь наверняка, с кем имеет дело. Сколько бы он ни стоял тут, большего ему увидеть не пришлось бы. Поэтому он осторожно сошел с лестницы и спустился вниз.

Станислав был уже на кухне и буквально дрожал со страха, как в лихорадке.

– Что пан наделал со мной! – укоризненно закачал он головой и замахал руками. – Ни в жизнь я не испытал такого страха, ни в жизнь!

Кирш, успокоенный, что Станислав не сделал никакой глупости, стал уверять его, что он совершенно напрасно испугался и что в столовой никто ничего не заметил.

Станислав прислушивался, не идет ли кто за ними сверху, но в доме все было по-прежнему тихо, и эта тишина подействовала на него более, чем слова Кирша. Любопытство взяло все-таки верх, и Станислав стал спрашивать Кирша:

– А вы все-таки видели ее? Она там? Скажите, пожалуйста, она там? Вы ведь ее знаете?

– Да, я ее знаю, – подтвердил Кирш. – Она там, и я видел ее!

– Так вот что! – подхватил Станислав. – Ради Бога, будьте ласковы, уйдите отсюда. Если узнают, что у меня здесь посторонний человек – ни вам, ни мне несдобровать!

Кирш не мог не улыбнуться, сейчас же вполне поняв наивную хитрость Станислава, с которой тот хотел спровадить его поскорее, чтобы одному остаться хозяином положения, пробраться снова в библиотеку и без посторонней помехи занять наблюдательный пост.

Впрочем, желание это было у Станислава естественно, и Кирш не хотел мешать ему, тем более что дальнейший разговор с поляком не представлял никакого интереса.

Кирш на всякий случай объяснил Станиславу, как ему найти его, и попросил его проводить до калитки. Станислав с радостью исполнил это.

Когда Кирш очутился по ту сторону стены, в закоулке, он все-таки в первый раз почувствовал, что вздохнул свободно. Робости и страха – он мог вполне признать это – он не ощущал, находясь – надо отдать должное – в положении не совсем безопасном, но, когда вышел из него, ему стало легче.

Он был очень доволен полученными сведениями и не без некоторой гордости думал о том, как явится теперь к Куракину и тот должен будет убедиться, что имеет дело с человеком, не лишенным некоторой энергии.

Трудно бороться с происками и кознями, когда только чувствуется возможный вред от них, но точно не знаешь, в чем они состоят и в чем их сила, и на какие средства способны они.