Господин Чичиков - Ярослав Веров

Человечек повернул лицо и зло посмотрел на директора. Сильный был взгляд, из тех, что если материализуются, то испепелят.

– Чичиков умеет убеждать, – с нажимом произнес Паляницын. – И напугать умеет не хуже нашего Жеки.

Директор улыбнулся.

– Это все?

Человечек показал кукиш и перекочевал к уху Паляницына.

– Значит, думаешь остаться в деле Чичикова в стороне?

– Да кто я такой, Нестор Анатольевич, чтобы думать о таких вещах? Просто не хочу оказаться между двух огней.

Директор пристально всмотрелся в мимику паразита. Тот изобразил самую что ни на есть серьезную мину. «Врет или не врет?» – подумал Перетятькин.

Отчего-то директору никогда не приходило в голову, что человечек, на которого он смотрит, в свою очередь видит его, директорского человечка, и ведет свою игру. Между тем человечек Паляницына внимательно следил за своим визави, и как только тот стал излишне угрожающе засматриваться, напустил на себя непроницаемую маску, хотя, наверное, очень ему хотелось показать противнику язык или послать через отделяющее их пространство крепкую заушину.

– Понимаю, голубчик, очень хорошо понимаю, – ответил Перетятькин. – Так говоришь, крепкий орешек наш Петрович? Интересно… Как думаешь, вернется Чичиков, чтобы взять свое?

Паляницын понял, что сейчас врать никак нельзя, надо отвечать, что думаешь.

– Думаю, поборется.

Глаза у директора блеснули.

– Значит, думаешь, очень ему эти души нужны? Без них никак, а?

– Да вроде ничего, кроме них, ему на фиг не нужно.

– Не ругайся, голубчик, не люблю. Так-так. И много Чичиков платит?

– Шкуре заплатил по четыре бумаги за единицу товара.

Директор ехидно улыбнулся.

– М-да, Петровичу такая цена неприемлема.

Паляницын тоже улыбнулся.

– Так я, значит, пойду, Нестор Анатольевич.

– Как хочешь. У тебя ведь сегодня мальчишник.

– Именно.

Директор допил чаек, аккуратно поставил чашку на поднос и сказал:

– Что же ты, голубчик, ни печеньки не скушал, ни конфетки?

Паляницын только рукой махнул.

– Тамарочка, наш гость уходит, – пропел Нестор Анатольевич.

Тамара Лазаревна вышла в коридор закрыть за гостем. Паляницын так спешил покинуть директорскую квартиру, что забыл попрощаться. А когда дверь за ним закрылась, он шумно выдохнул и перекрестился. «Пронесло!» – с облегчением подумал он.

Теперь Паляницын мог посмотреть на Чичикова с вполне коммерческой стороны. Даже Нестор Анатольевич, человек в коммерции никакой, понимает, что раз за этот товар Чичиков бьется, то можно плавно поднимать цены. Или не плавно. Чичиков, разумеется, ведет себя правильно: ценность товара всячески принижает, нормальных денег платить не хочет. Оно и понятно: денег лишних ни у кого не бывает. Этого Паляницын еще в бытность свою главным борцом с экономическими преступлениями города Н. насмотрелся. А раз дело коммерческое, надо Чичикову выкручивать руки, пока не выяснится, какая же цена настоящая.

Тут Паляницыну словно по темечку шибануло. Он даже проскочил на красный свет. «У мертвых душ есть настоящая цена!» Эта мысль поразила Паляницына своей чеканной простотой. У каждой души должна быть своя цена. И Чичиков эту цену знает. А он, Паляницын, – нет, и поэтому стоит ступенькой ниже. Но зато выше всех остальных, потому что те о существовании настоящей цены не догадываются. Паляницын испытал порядком уже подзабытое ощущение следака, начинающего понимать логику поступков преступника. Размышляя о Чичикове в криминально-экономическом ключе, Паляницын в глубине души помнил, и что Чичиков все-таки не совсем коммерсант, и что товар странного свойства, и что, положа руку на сердце, надо от этого Чичикова держаться подальше.

Паляницын жил в собственном доме, хотя назвать этот трехэтажный особняк домом было бы унижением и для дома, и для его хозяина. Это были хоромы богатого, не привыкшего ни в чем себе отказывать человека, окруженные тщательно ухоженными лужайками, клумбами редких цветов и растений, с непременным летним бассейном. До чего удивительно, как умудряются у нас оборачиваться государевы люди. Получая сущие гроши, когда тот же министр сидит на окладе в двести долларов, ведут дела таким образом, что и особнячки у них растут тот там, то здесь, как грибы, и машины у них в гаражах обнаруживаются самых престижных марок, и жены у них одеты по самой последней моде. И в казино ставят охотно, так что коммерсанты средней руки слезами обливаются, видимо, от умиления и даже гордости за уровень и мощь государственной власти.

Жил Паляницын с молодой женой: со старой развелся, потому что сыновья уже повзрослели и, направляемые твердой рукой отца, прокладывали свой путь в бизнесе.

Первым, как обычно, приехал прокурор Мотузко. Была у него одна нехорошая привычка. Войдя в дом Паляницына, он оглядывал стены и укоризненно заключал: «Хорошая у тебя хата, Лаврентий. Одно плохо – икон нет». И на это раз Мотузко после необходимых приветствий, объятий с поцелуями, войдя в залу и устроившись на диване, важно оглядел стены и изрек:

– Эх, Славик, что за хата без икон? Тюряга, да и только.

Паляницын хотел было ответить со всем возможным ехидством, но поймал себя на мысли, что в свете разворачивающихся событий иметь иконы в доме будет совсем не лишним. Поэтому сказал:

– Черт его знает, может, и правда одна-другая не помешает.

– Когда есть иконы, чакры не засоряются! – веско заметил Мотузко. – Сделаем тебе пару икон. Мы православные, у нас карма такая, что без икон нам нельзя. Вот и готовь штуку зелени, жаба.

– Не много?

– В самый раз. Не дрова же на стену вешать. Задешево только новодел купишь. А икона должна быть намоленная.

– И что, помогает?

– Помогает, помогает. Бог не фраер, он все видит! – хохотнул Мотузко. – Может, по пивасику? Я пльзеньского привез.

– Неси, закинем в холодильник. Пить будем, когда все сползутся.

– Да что там, – снова рассмеялся Мотузко. – Шкура точно нарытый придет. Он уже два дня не просыхает.

Тут прокурор бросил быстрый взгляд на Паляницына, что, мол, скажешь, но тот предпочел сделать вид, что не понял.

Когда компания была в сборе – кроме Мотузко, приехали Шкурченков с Кирияджи, – наступило время игры. Заседали, как всегда, в особой комнате на третьем этаже. Здесь имелся стол с зеленым сукном, бар с напитками и льдом, окна забраны жалюзи, неяркая люстра создавала необходимый настрой. Напиваться за игрой было не принято, поэтому обычно потребляли малыми дозами. Но сегодня все словно сговорились: Кирияджи упорно налегал на красное вино, Шкурченков глушил водку. Паляницын и Мотузко одну за другой опорожняли банки с пивом.