Прелюдия к чуду - Энн Вулф

– Нет. Но не стоит забывать о том, что абсолютной истины нет. Она у каждого своя. У меня – своя, у тебя – своя и у жителей Мишвидце тоже своя истина. И это не значит, что кто-то из нас не прав… Ну все, – прервал сам себя Микаэль, – хватит спорить. Пойдем в дом. А то ты замерзнешь так же, как вчера…

– Да уж, – согласилась я. – Щеки до сих пор щиплет.

Микаэль как-то странно посмотрел на меня и, очевидно, хотел что-то сказать. Но так и не сказал. Я решила не придавать значения его взгляду, но потом поняла, что он имел в виду. Когда мы прошли в дом и я заглянула в большое пыльное зеркало, висящее в коридоре, то догадалась, почему Микаэль промолчал. Мои щеки в некоторых местах покрылись тонкой лилово-фиолетовой корочкой. Я в ужасе отпрянула от зеркала. Неужели это навсегда?

Микаэль, видимо, ожидал такой реакции. Он подошел ко мне и дотронулся до моего лица, на котором был написан ужас. Микаэль не удержался и улыбнулся. Увидев это, я хотела обвинить его в бесчувственности, но потом поняла, что на его месте улыбнулась бы так же.

– Зима в Хампстеде гораздо теплее, чем здесь, – произнес он, нежно поглаживая израненную кожу моих щек. – Это пройдет. Твои щеки слишком сильно замерзли. Пройдет максимум неделя, и от этого, – он обвел пальцем лиловое пятно на левой щеке, – не останется и следа. Просто твоя кожа не привыкла к такому морозу, Мод. И не нужно бояться…

Но я уже не боялась. Я чувствовала только то, как его пальцы скользят по моим щекам: вверх – вниз, вверх – вниз… Эти прикосновения снова разбудили во мне то, чего я так опасалась, – желание… Мучительное и одновременно сладкое, оно росло внутри меня, оно заполняло меня, поглощая каждую клеточку моего тела. Мне чудилось, что руки Микаэля наполняют меня не только теплом и желанием, но и силой, которой раньше я в себе не замечала.

Я настолько погрузилась в магию его прикосновений, что позабыла обо всем на свете. Еще совсем недавно я чувствовала что-то похожее, когда Микаэль целовал меня. Сложно сравнивать эти ощущения – они были слишком разными. Но кое-что общее в них все-таки было: и в поцелуе, и в этих прикосновениях я растворялась настолько, что совершенно утрачивала связь с реальностью. Как будто в эти моменты моя душа сливалась с душой Микаэля. Я становилась им, а он мной… И если бы я не была такой трусихой, то призналась бы себе в том, что это любовь…

– Так что не беспокойся о своих очаровательных щечках, – подытожил свою речь Микаэль и убрал руки от моего лица. – Вот увидишь, все будет хорошо…

Непременно будет, улыбнулась я про себя. Если ты так же часто будешь целовать меня и гладить по лицу… А вслух сказала:

– Спасибо, что объяснил. А то я думала, что это навсегда.

– Ерунда.

Он снова протянул ко мне руку, потянул за помпон и сдернул шапочку. Снежинки на ней давно растаяли и капли воды брызнули в разные стороны. Это было так неожиданно, что мы оба рассмеялись. Потом Микаэль помог мне снять куртку, и мы прошли в комнату, которая, надо сказать, была очень холодной. Я обняла себя за плечи.

– Это ненадолго, – заметил мое движение Микаэль. – Сейчас я растоплю печь, зажгу камин, и тебе станет жарко.

– Здорово! – обрадовалась я столь оптимистичному прогнозу. – Тебе помочь?

Микаэль посмотрел на меня так, будто я сморозила какую-то глупость.

– Отдыхай. Если ты не забыла, вечером нас ждут на именины Марьяны.

– Не успели приехать… – попыталась расстроиться я, а потом подумала, что это совсем неплохо. Ведь для того я и приехала сюда, чтобы получить впечатления. Вот я их и получаю… – Ладно. Можно я посмотрю дом?

– Ради бога. Только не залезай на чердак. Там плохие ступеньки и очень темно. А мне не хочется, чтобы ты сломала ногу в первый же день приезда в Мишвидце. Хватит с тебя и волков.

– Спасибо за заботу, – улыбнулась я Микаэлю и отправилась осматривать дом.

В отличие от жилища Марина и Марьяны, комнаты в доме были большими и просторными. Я обратила внимание, что на стенах висит очень много картин. Они были самыми разными: натюрморты, пейзажи, портреты… И все, как мне показалось, принадлежали перу одного и того же человека. Я не слишком хорошо разбираюсь в живописи, но заметила, что все эти картины были проникнуты какой-то мистической атмосферой. Может быть, Трансильвания наложила свой отпечаток?

Особенно мне понравился портрет старика на фоне сумеречных Карпат. Мрачноватый мужчина с высоким морщинистым лбом стоял, окутанный лиловой дымкой заката. За его спиной виднелись горы и готический замок со шпилями. Больше всего меня поразили глаза старика. Они были темными, блестящими и чем-то напоминали глаза Микаэля. Или мне показалось? Ведь в последнее время я видела Микаэля во всем, что меня окружало…

А еще в доме было полно старинных вещей. Кажется, дед Микаэля собрал у себя весь возможный антиквариат, начиная от мебели и заканчивая изящными статуэтками, сделанными из фарфора и бронзы. Мне показалось странным, что простой крестьянин мог позволить себе такую роскошь. Или дед Микаэля не был простым крестьянином?

Пока я блуждала по дому, восхищаясь простотой и изяществом, с которыми он был обставлен, Микаэль растопил печь и зажег огонь в камине. Он оказался прав: мне действительно стало жарко. Теперь я смогла стащить с себя теплый свитер и надеть что-то более легкое и элегантное. Свитер сменился тонкой шерстяной кофточкой желтого цвета, а вместо джинсов я надела облегающие белые брючки. Переодевшись, я почувствовала себя легко и празднично. Тем более что мое настроение и должно было быть праздничным: ведь вечером нам предстояли именины Марьяны.

Переодевшись, я вернулась к Микаэлю. Он подкладывал в печку поленья. По комнате распространился приятный запах горящего дерева. Я с удовольствием вдыхала этот непривычный запах и чувствовала себя настоящей жительницей деревни.

– Как тебе дом? – поинтересовался Микаэль.

– Отличный дом, – ответила я, устраиваясь в удобном кресле-качалке, стоящем напротив камина. – Только совсем не похож на крестьянский…

– А дед и не был крестьянином. Он был художником. Ему просто нравилось жить здесь. Он говорил, что в Мишвидце испытывает творческий подъем. А в Англию он уехал только из-за бабушки. Она приехала посмотреть страну, и дед встретил ее в Сигишоаре. Там они познакомились, а потом влюбились друг в друга. Мой дед – однолюб и человек очень романтичный. Поэтому предпочел быть рядом с любимой…

– Значит, это его картины висят на стенах?

– Да. Его работа. Тебе понравились?

– Еще бы. В них есть что-то… Что-то такое, что отличает их от других… Какая-то неповторимая атмосфера. Мистики, тайны… Может быть, потому что он жил в Мишвидце?

– Возможно. – Микаэль засунул в огонь очередное полено и повернулся ко мне. – Надеюсь, теперь ты согрелась?

– Ага. – Я покачала ногой, любуясь изящными вытянутыми носками тапок, любезно предоставленных мне Микаэлем. Чем-то они были похожи на туфли восточных одалисок. – Только немного проголодалась.