Гуд бай, Берлин! - Вольфганг Херрндорф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цикады стрекотали всю ночь.
Проснувшись утром, я обнаружил, что остался один. Огляделся. По поляне стелился легкий туман, Чика – ни следа. Но раз его матрас был на месте, я решил пока особо не беспокоиться. Попытался поспать еще немного, но скоро беспокойство заставило меня встать. Я пошел на смотровую площадку и внимательно посмотрел во все стороны. Кроме меня на этой горе не было ни души. Киоск был еще закрыт. Солнце напоминало красный персик в миске с молоком. С первыми лучами солнца на гору стала взбираться первая группа велосипедистов, а потом не прошло и десяти минут, как на склоне появился Чик. У меня как груз с плеч свалился. Оказывается, он просто ходил вниз к лесопилке посмотреть, на месте ли наша «Нива». «Нива» была на месте. Мы чуток посовещались и все-таки решили ехать дальше прямо сейчас, потому что ждать было как-то бессмысленно.
Между тем велосипедисты расположились рядом с нами на стене – около дюжины мальчишек и девчонок нашего возраста и один взрослый. Они завтракали и тихо переговаривались. Выглядели они как-то странно. Для классного выезда их было слишком мало, для семьи – слишком много, для приюта для умственно отсталых на выезде – слишком хорошо одеты. Но что-то с ними было не так. Эти ребята были одеты в такие шмотки… Без всяких там лейблов, но выглядели они вовсе не дешево. Наоборот, слишком дорого и как-то… дебильно. У них были очень, ну очень чистые лица. Не знаю, как бы это описать, но лица у них были какие-то… чистые. А самое странное – их сопровождающий: он разговаривал с ними, как подчиненный с начальниками. Чик поинтересовался у одной из девчонок, из какой психушки они сбежали, и та ответила:
– Не из какой! Мы – «Знать Германии за велокатание».
Она сказала это очень серьезно и очень вежливо. Может, конечно, хотела пошутить, и это был веловыезд сельской школы клоунов.
– А вы – что? – спросила она.
– Что мы?
– У вас тоже велопоход?
– Нет, мы автомобилисты, – ответил Чик.
Девочка повернулась к парню, который сидел рядом с ней, и сказала:
– Ты был неправ. Они автомобилисты.
– А вы кто на самом деле? Знать Германии за велокатание?
– Что же в этом такого примечательного? Разве «автомобилист» звучит менее странно?
– Нет, но – знать Германии за велокатание?
– Да. А для вас подошло бы название «Пролетариат – моторам рад».
Черт, ну и перло же ее! Видно, сельская школа клоунов перед выездом знатно накурилась травы. Чем они занимались на горе, мы так и не выяснили. А чуть позже мы уже на машине обогнали всю эту компанию, рассекая по шоссе. Та девчонка помахала нам, и мы помахали в ответ. По крайней мере, про велики она правду сказала. К тому времени мы опять стали чувствовать себя на дороге жутко уверенно, и я предложил Чику, если нам когда-нибудь понадобится скрываться под вымышленными именами, чтоб он был граф Нива, а я – граф Воображал.
Главная проблема того утра состояла в том, что нам было нечего есть.
Консервы из дома мы взяли, а открывалку забыли. Оставалось еще три кусочка хрустящих хлебцев, а масло закончилось. Шесть замороженных пицц растаяли и стали совершенно несъедобными. Я даже попытался поджарить кусочек пиццы на огне зажигалки, но из этого ничего не вышло, и в конце концов шесть летающих тарелок вылетели из окон «Нивы», как космические корабли с горящей Звезды Смерти.
Спасение ждало нас через пару километров. Там показался дорожный указатель налево на какую-то деревеньку, на котором висела реклама: «Норма – 1 км». Огромный супермаркет был виден уже издалека – он был похож на обувную коробку, забытую Гулливером среди полей.
А деревня была крошечная. Мы проехали ее насквозь, припарковались около большого амбара, где нас никто не видел, и пешком пошли назад. Хотя во всей деревне было всего улиц десять, и все они сходились к фонтану на рыночной площади, супермаркет никак не находился. Чик хотел свернуть налево, я предлагал идти по диагонали и прямо. На улице не было ни души, спросить не у кого. Мы довольно долго бродили по пустынным улочкам, а потом наконец встретили мальчика на велосипеде – на деревянном велосипеде без педалей. Чтобы ехать, нужно было отталкиваться ногами. Мальчику было лет двенадцать, то есть он был лет на десять староват для такого велосипеда. Коленки у него задевали о землю. Он остановился прямо перед нами и уставился на нас огромными глазами, как большая долбанутая лягушка.
Чик спросил у мальчика, где тут «Норма», и он улыбнулся в ответ – то ли жутко дерзко, то ли жутко наивно. У него были невозможно большие десны.
– Мы не ходим в этот магазин, – решительно ответил он.
– Понятно. А где он находится?
– Мы покупаем только у Фрёлиха.
– А, у Фрёлиха, – Чик кивнул мальчику, как кивает один ковбой другому, когда не хочет делать ему больно. – Но нас в основном интересует, как добраться до «Нормы».
Мальчик с готовностью кивнул, поднял одну руку, как будто хотел почесать лоб, а второй рукой обвел вокруг себя, указывая в неопределенном направлении. Потом его указательный палец вдруг нашел точную цель между домами. Там на горизонте виднелась одинокая ферма, обрамленная высокими тополями.
– Фрёлих там живет. Мы всегда туда ходим.
– Чýдно, – сказал Чик. – А в каком примерно направлении супермаркет?
Мальчик улыбнулся, обнажив гигантские десны, и стало понятно, что рассчитывать на ответ вряд ли стоит. Но на улице больше никого не было.
– А что вы там хотите?
– Что мы там хотим? Майк, Майки, что мы там хотели в супермаркете?
– Купить что-то? Или просто посмотреть? – спросил мальчик.
– Посмотреть? Ты что, в магазин ходишь, чтобы посмотреть?
– Ладно, пойдем дальше, – сказал я. – А магазин этот мы и так отыщем. Мы еды хотели купить.
Я не видел смысла дальше болтать с этим лягушкоглазым мальцом.
В этот момент из дверей одного из домов вышла очень бледная и очень высокая женщина и закричала:
– Фридеман! Фридеман, домой! Уже двенадцать.
– Иду, – отозвался мальчик. Его голос вдруг изменился и стал таким же певучим, как у матери.
– А зачем вам покупать еду? – продолжил расспрашивать нас мальчишка, но Чик уже подошел к женщине и спрашивал у нее, где тут «Норма».
– Что еще за «Норма»?
– Магазин, – объяснил Фридеман.
– А-а, большой супермаркет, – протянула женщина. У нее было довольно интересное лицо. Очень худое, но при этом какое-то полное. Она сказала:
– Мы туда никогда не ходим. Мы покупаем у Фрёлиха.
– Да, мы уже знаем, – Чик изобразил вежливую улыбку. Это он очень хорошо умел – вежливо улыбаться. Но мне всегда казалось, что он слегка перебарщивает. Впрочем, в остальном он выглядел мрачно, как татаро-монгольское иго, что уравновешивало чуть пережатую улыбку.