Все, что мне надо - Мария Зайцева

А вот что она думает насчет того насилия… Да неважно. Думала бы плохо, не согласилась бы на секс в первый раз. И во второй. И вот сейчас…

Смотрю на нее, такую юную в полутьме прихожей, в глаза ее огромные, грудь роскошная поднимается и опускается взволнованно… Она хочет меня. Вон, как губку закусила, разглядывает так, словно… Ну, в общем так, что у меня все поднимается. И настроение и член.

К черту разговоры и выяснение отношений.

Потом я, естественно, все узнаю. И про этого недо-спортсмена и про бывшего мужа. Все, что она захочет мне рассказать.

А пока что не до того.

Я молча подхватываю ее тренированное, гибкое тело под попку, сажаю на бедра. Она легко подпрыгивает, с готовностью обнимает меня ногами. Прикусывает лукаво губку.

Ну что, Дарья Викторовна, поскакали благодарить спасителя?

Разнообразно.

Дарья.

Признаться, я всегда думала, что Саша – очень крепкий мужчина. Он произвел на меня в первый раз такое впечатление. Положительное. Уверенный в себе, сильный, с такими ленивыми манерами первоклассного самца, знающего, что он хорош.

Потом я поймала себя на том, что он очень уж этими своими манерами моего бывшего напоминает. Но у Игоря реально серьезный опыт в боях, это очень чувствовалось в каждом движении.

И мне казалось, что это – признак сильного, умеющего защитить себя и свою женщину, мужчины.

Заблуждение.

С бывшим это заблуждение рассеялось ровно в тот момент, когда сильный, уверенный в себе мужчина сильно и уверенно ударил свою женщину, которую должен, по идее, защищать от всех напастей, по лицу. Так ударил, что искры из глаз полетели.

И вот тогда-то пришло понимание, что сильный, уверенный в себе мужчина – не всегда гарантия, что ты находишься в безопасности.

Потому что от него никто не защитит.

С Сашей было немного по-другому, но это лишь потому, что я не воспринимала нашу интрижку , как что-то серьезное. Да и выросла, пережила и проработала все эти моменты, спасибо психологу.

И в тот момент, когда он схватил меня за руки и, не желая слушать, начал лапать и целовать, я опять испытала мощное чувство дежавю. Ужасное.

Правда, в этот раз оцепенения, как с бывшим мужем, не было. Я готовилась сражаться за себя до конца. И было понимание, на каком-то глубинном уровне, что он может и не остановиться, если отпор не дам.

Странно, что с властным мудаком Зверевым такого не было. Может, потому что он в первый раз остановился? Не без моей помощи, но я же не дура, понимаю, что никак мои бессмысленные царапки бы его не побеспокоили. Учитывая его бешеное состояние в тот момент. И мою неготовность смиряться и делать так, как он хочет.

Потом, размышляя над произошедшим в момент нашего первого , скажем так, знакомства, я пришла к выводу, что мы оба стали жертвами нелепой случайности. Которая могла завершиться трагедией.

Но Зверев оказался мужиком, а я перестала быть жертвой.

И потому все получилось так, как получилось.

С Сашей, у которого, с отчетливым скипом, съехала крыша (ничем другим я его поведение объяснить не смогу), у меня тоже произошло недопонимание.

Он решил, что я его хочу и потому выперлась в неглиже встречать. А я не успела объяснить, что это не так.

Ну ничего, мой властный мудак отлично сам справился с объяснениями.

Я не успеваю толком даже пискнуть, как Саша сначала летит в стену, а потом, после неудачной попытки нападения, вниз по лестнице.

Зверев , между тем, даже и не дерется. Так, двигается с ленцой, обманчиво спокойный и мощный.

И это не похоже на повадки борцов, с их легким любованием собой.

Нет, здесь не нужно никакого любования. И так все в порядке.

Здесь просто матерый хищник, который не желает расходовать силы попусту. Зачем ему это?

Он легко направляет взбешенного и не понимающего, что происходит, Сашу вниз исключительно за счет инерции его же тела.

И я понимаю, как он это делает. И даже замечаю его движения.

И это невероятно… Возбуждающе, вот.

Не то, что он наказал моего обидчика, я не этому радуюсь, это мелко и глупо. А именно вот эти его движения, спокойно-властные. Мой огромный, несокрушимый валун практически не шевелится. Но я оказываюсь за его каменной спиной настолько быстро, что даже ахнуть не успеваю. И понимаю, что от меня тут вообще ничего не зависит.

Я не смогу его остановить, если он захочет причинить Саше боль, более сильную, чем уже причинил.

Я не смогу до него докричаться.

Но отчего-то я абсолютно уверена, что Зверев себя контролирует. И мое участие в остужении его головы вообще не требуется. Он и сам кого хочешь, охладит. Остудит.

И вот это всепоглощающее чувство безопасности, абсолютной, мощной, именно оно возбуждает до невозможности.

Я смотрю на него, спокойного, настолько уверенного в себе, что ему не требуется никаких дополнительных девайсов для подтверждения своей крутости.

И, черт, возбуждаюсь! В животе становится каменно и тянет, в глазах томность, в груди – тяжело.

Мамочка… Я же его изнасилую сейчас!

Но Зверев, со свойственным ему железобетонным мудачизмом, принимает решение сам. Как всегда.

Подхватывает меня под бедра, лениво сажает на себя.

Смотрит, слегка насмешливо и понимающе. И я его за этот все понимающий взгляд прибить готова!

И трахнуть.

И потому я тянусь к его губам первая, исключительно для того, чтоб стереть эту мерзкую самодовольную усмешку с его лица.

Тянусь, он перехватывает инициативу и прижимает к себе, сразу засовывая мне в рот язык, заставляя задохнуться и выгнуться в его лапах.

Ох, е-мое!

Это невыносимо!

Нельзя так целовать, чтоб сразу в голове – мрак и сумбур! За это наказывать надо! В тюрьму сажать!

Он делает шаг вперед и прижимает меня к стене прихожей. Не отрываясь от губ, нашаривает нижнее белье, дергает, разрывая тонкий шелк ко всем чертям. Еще пара мгновений – возится с ширинкой своих брюк.

Я за это время только и успеваю, что с ума сойти от напора. Держусь за крепкую шею сильно сжимаю руки, отвечаю на поцелуй, позволяя себя практически иметь в рот. Это нисколько не нежно, но мне и не надо сейчас нежности.

В голове только «хочу-хочу-хочууууу», причем, именно так, с волчьим подвыванием в конце.

Он отрывается от моих губ и , не делая перерыва даже на вздох, вгрызается в шею до боли. И одновременно входит одним сильным движением.