Магия без правил - Илона Волынская

Наверху, в опасной близости от оврага, снова гулко прогудел рог, подтверждая слова Ковальского, что еще и вправду не все! Вой откликнулся опять – сперва слабо, неуверенно. Ирка могла поклясться – а ведь тех, кто выл, стало меньше! Не намного, но меньше. Звук стал нарастать, зазвучал громче, яростней! Теперь в нем было неумолимое обещание мести!

Ковальский на бегу махнул в направлении, откуда слышался мстительный вой, лапой с оттопыренным средним когтем:

– Че́кай, че́кай[23], пока не облезешь!

Дно оврага, по которому бежал их отряд, стало медленно, постепенно забирать вверх. Ручей еще какое-то время хлюпал под лапами и ногами, а потом исчез, нырнул под землю. Настороженно выставив дуло «шмайссера», Ковальский короткими прыжками рванул вверх по склону. Ирка, цепляясь за торчащий кустарник, полезла следом. Сзади-сбоку раздался едва слышный вскрик, шорох потревоженных ветвей. Ирка обернулась.

Танька все-таки не выдержала. Цепляясь слабеющими пальцами за корни, она обессиленно лежала на склоне, прямо на мокрой земле. Пышный кринолин всеми дырочками некогда роскошных кружев насадился на ветки сухого кустарника и не давал девочке сдвинуться с места. Ругающийся сквозь зубы Богдан полосовал неподатливое кружево ножом. Ну вот, предупреждали же ее! Сама Ирка от кринолина избавилась сразу же, оставшись в одних отороченных рюшами панталонах – а что, нормальные штанишки, на капри похожи, только пошире! Но графиня же так не может, графиня же приличия блюдет. Как она в этой юбке вообще столько времени шла – непостижимо!

Ирка бегом вернулась к застрявшей на кусте подруге. А вот тебе твои приличия! Богданов нож полоснул в последний раз, оставив лишь драные ажурные лоскуты вокруг Танькиных бедер. Ну и панталоны, конечно, как же без них! Ирка хмыкнула, подхватила обессилившую подругу под мышки и поволокла наверх.

– Я сама, сама! – упрямо простонала Танька, все еще пытаясь перебирать ногами.

– Виси молча! – сквозь зубы процедила Ирка, вскидывая подругу на плечо. Если уж все равно овампириваться, то пусть силища хоть на что-то сгодится. Пригибаясь, девочка рванула наверх.

– Де вы есть? – недовольно буркнул поджидающий их Ковальский. Увидел Танькину срезанную юбку, торчащие усы недовольно дернулись. – Ниц не зробишь, нех бендзе![24]– отрывисто скомандовал он. – Не затрымыватьсён! Шибкость – то головне! – и вновь поскакал напрямик через лес.

Измученный отряд наддал ходу, ориентируясь по мелькающим между стволами ушам. Еще пропетляв среди деревьев, Ковальский выскочил на утоптанную звериную тропу.

Бежать стало легче.

Из оставленного ими оврага донесся торжествующий вой. Преследователи нашли брошенные Танькины кружева.

Ковальский досадливо крякнул, щеря передние резцы.

– Бразаускас! – сорванным голосом скомандовал он.

Бразаускас понял приказ без слов, лишь молча козырнул, вскидывая лапу к нахлобученной между ушами фуражке-конфедератке, и вытащил из-за пазухи гимнастерки ребристую гранату-лимонку с привязанной к кольцу тонкой бечевкой.

– Цо встали? Вперед! – гаркнул Ковальский, вновь устремляясь по тропе.

На бегу Ирка обернулась через плечо, увидев, как Бразаускас крепит гранату в кустах. А потом аккуратно, бережным движением пропуская между когтями, растягивает поперек тропы привязанную к гранате бечевку.

Через пару мгновений скачущий во весь мах матёрый заяц догнал отряд, как всегда пристроившись замыкающим.

Еще через мгновение вновь прогремел оглушительный взрыв. Плотная волна горячего воздуха ударила Ирке в спину, повалила. В глазах потемнело. В ушах звенело.

Ее вздернули на ноги, она увидела над собой оскаленную морду Ковальского. Матёрый заяц разевал пасть, что-то крича, но Ирка не слышала ничего сквозь заполонивший уши писк. Звук включился разом, будто нажали кнопку на пульте телевизора.

– …знов до лясу! – рявкнул Ковальский. – Строго на заход слонця! – и, свернув с тропы, поскакал через редколесье.

Перед глазами у Ирки плавали цветные круги. Танька и Богдан, ухватив за руки, поволокли ее за собой.

За спиной по-прежнему неумолимо пел рог и откликался многоголосый вой.

Голова у Ирки отчаянно кружилась, она едва переставляла ноги.

«Кажется, в кино это называлось контузией», – мелькнуло в голове. И кажется, от разорвавшейся за спиной лимонки не помогают ни собачья выносливость, ни недавно появившаяся вампирья сила. Если бы не надо было все время бежать! Хоть пару минут передышки!

Словно услышав ее мысли, Ковальский оглянулся и притормозил у старой поваленной сосны:

– Постуй! Привал, по-вашему… – пояснил он, оглядываясь на ребят.

Богдан, казавшийся все время таким решительным и неутомимым, при этих словах глухо застонал, ноги у него подломились, и он рухнул лицом вниз в застилавшую землю бурую хвою. Танька жалостно всхлипнула, присела рядом… и начала утешающе поглаживать его по спутанным темным вихрам.

– Пьёнть хвылин![25]– глядя на измученных ребят, предостерегающе буркнул Ковальский. Настороженным столбиком присел на задние лапы, переднюю запустил под гимнастерку и вытащил массивный железный портсигар. Наскоро свернул когтями самокрутку и, зажав ее между здоровенными передними резцами, ткнул открытым портсигаром в сторону ребят. – Па́лите?

Ирка и Танька дружно замотали головами. Богдан не шевельнулся.

– То добже! – перебрасывая портсигар Бразаускасу, одобрил Ковальский. – На войне многие молодыки па́лить починают, а то не добре для дзецька! – зайцы сосредоточенно задымили.

– На войне? – прохрипела Ирка, снимая и обтирая залитое по́том лицо пилоткой с красной звездой. Той самой, которая еще недавно была кокетливой шляпкой с лентами, а раньше – цыганской шалью, чепцом и ветхой треуголкой. Ирка оглядела себя. Да-а, с драным кружевным лифом бального платья и заляпанными грязью панталонами армейская пилотка смотрелась, конечно, офигительно! Но, кажется, только благодаря ей зайцы матёрые Ковальский и Бразаускас не положили их двумя короткими очередями из своих трофейных «шмайссеров», когда троица вынырнула из квестового перехода. – На какой войне? – она и сама догадывалась на какой, ей нужно было лишь подтверждение.

Раскосые глаза Бразаускаса подозрительно сощурились, превратившись в совсем узкие щелочки. Глаза Ковальского, наоборот, распахнулись во всю ширь, а пасть с прилипшей к резцам самокруткой изумленно приоткрылась:

– Тебя надто сильно контузило? Як то – на якой?

– Нет-нет, я все поняла! – торопливо проговорила Ирка. – На Отечественной, конечно!

– Ну, як ваши ее называют, – успокаиваясь, кивнул Ковальский.