Старая болезнь - Решад Нури Гюнтекин

— Юсуф, она рассуждает логично, так что тебе придется ответить…

— Командир, тут не в логике дело, это дело чувств. Вы не забывайте, что я человек грубый и дикий…

— Нет-нет. Это не разговор. Скажи почему.

Несмотря на то что говорили больше шутками, было видно, как на лбу у Юсуфа стали набухать вены.

Он задал Зулейхе странный вопрос:

— Упаси Аллах, но давайте допустим, что кто-то из них причинил зло вашему отцу… Он тоже в новобранцы не дураков каких отбирает, оказывает сопротивление как надо… Они в расчете, возможно, придет день и заключат мир… Но если бы случилось так, что зло причинил я, он бы меня простил?

Девушка рассмеялась:

— Я не совсем поняла, что вы хотели сказать.

— Сейчас поймете. Он меня не простит… Потому что я назвал его своим командиром… И если я сделаю ему какую-нибудь гадость, это будет преступлением против человечности. Но с точки зрения войны это правильно. И по законам природы тоже. Зверь выхватывает кость из пасти другого зверя и пожирает ее… Вы знаете, сколько маленьких деревцев чудовищным образом уничтожили вон те деревья, что окружают этот сад, пока выросли до таких размеров? Их количество известно только Аллаху. Почему, вы думаете, на нас нападают наши соседи, как только почувствуют, что сильнее нас? Почему они занимают наши сады, виноградники, а потом толпами сгоняют туда на работы наших детей? Это их право. Таковы уж наше естество, наша природа, такими нас создал Аллах. Точно так же, окажись власть в моих руках, сделал бы и я…

— Но почему тогда все имеют на это право, а вот французы…

Юсуф, жестом, который мог показаться грубым и который потом так раздражал Зулейху, прервал ее:

— Ну вот теперь, если позволите, расскажу, почему не французы. Чуть позже… Я вам разъясню… Возьмем, к примеру, англичан. Англия страна торговцев. Они играют в открытую. Какой-то человек отдал все, что у него было. Сверх того, поставил на карту свою жизнь, а потом, когда построил флот, заявил о себе как о величайшем пирате в мире. И конечно же, обладая таким флотом и такой силой, он весь мир обложит данью… Но он никогда не пойдет на самопожертвование, считая его работой или игрой. А если бы я оказался на его месте, поступил бы я иначе? Окажись черпак в моей руке, разве не сказал бы я «отведаю-ка и я разок шербета из индийского финика[83]»? И окажись власть в конце войны не у него, а у меня в руках, разве не захватил бы я Лондон так же, как они захватили Стамбул? Вот, а теперь о том, почему англичанам можно простить то, чего нельзя простить французам… Чем они отличаются? Сейчас я вам отвечу, Зулейха-ханым.

Мы знали французов с разных сторон и как наших учителей, и как друзей… Мы присоединились к знаменитой декларации прав человека. Мы поверили заявлениям их философов, ученых, писателей, даже политиков: «Превыше всего мы будем почитать истину, красоту, человеколюбие». Мы это прочли, перевели, втолковали нашим детям на школьных занятиях. Семилетних детишек мы заставляли учить французский. По примеру многих я поехал получать образование в их страну. Я сидел вместе с их детьми. Для меня они были братьями, учителя — отцами… такое место они занимали в моем сердце. Но когда потом я увидел их сначала в Чанаккале[84], а потом и в Стамбуле, во мне проснулась звериная ярость. Конечно, может, и у них на то есть свои причины, они вечно найдут себе оправдание. Но как я уже говорил, я из тех ненормальных, что попадают во власть чувств. Я не в состоянии их понять. Я лишь знаю, что те люди, которых я считал и называл своими учителями, отцами, братьями, уважаемыми людьми, а потому долгие годы любил, в самое тяжелое для меня время исподтишка ударили меня. И что еще хуже, они смотрели на меня не как на побежденного, а как на что-то жалкое и ничтожное. Они говорили «Стамбул захвачен». Я вам клянусь, я сказал лишь: «Хорошо… Не жди добра от врагов. Будем сетовать на злую судьбу». Но когда генерал Франше Д’Эспере начал с нашим государством говорить тоном господина, я взбесился. А когда они начали высаживаться на юге…

Юсуф вдруг замолчал. Он улыбнулся, будто боясь в своей запальчивости показаться смешным в глазах Зулейхи.

— Вы задели за больное, командир, — сказал он. — Как начну рассказывать, так…

Полковник заметил неподдельный интерес Зулейхи и попросил:

— Юсуф, расскажи случай с самолетом в Адане.

Юсуф начал отпираться:

— Не стоит… я со злости ляпну что-нибудь не то. Зулейха-ханым почувствует себя неуютно.

Тогда рассказывать начал сам полковник:

— Когда война только началась, Юсуф находился в Адане. Этот случай с самолетом сильно подействовал на него. Именно после этого он присоединился ко мне… И хотя сейчас мстить врагам ему уже не за что, каждый раз, когда он вспоминает об этом, в нем снова просыпается злоба.

Юсуф, играя взятым со стола пресс-папье, принялся рассказывать:

— Рядом со старым вокзалом в Адане стояло большое каменное здание. Там была школа. Внутри находились примерно семьдесят-восемьдесят детей и несколько преподавателей. А так как положение было тяжелым, дети иногда даже голодали.

Как бы то ни было, однажды над школой появился французский самолет. Может быть, они приняли ее за казарму?.. Пусть будет так… Потому что люди никогда не станут стрелять в детей, как бы они ни озверели…

Самолет сбросил бомбу. Она взорвалась рядом с бассейном во дворе. Все дети в это время были на улице… Несколько погибли сразу… Других ранило… Те, кого ранило несильно, сначала разбежались кто куда вместе со здоровыми детьми, а потом, когда у них уже не осталось сил, попадали.

Я видел все происходившее с дороги напротив школы… Вдруг из школы выскочил человек с растрепанными волосами, в рубахе и босой. Это был один из учителей. Он растерянно бегал от одного ребенка к другому.

А сейчас я расскажу вам, что же это за история с самолетом. Члены экипажа поняли, что снизу некому дать им отпор и для них вообще не было никакой опасности. Тут в них проснулась гадкая трусливая смелость, и они начали летать так низко, что почти касались крыши и труб на школе, кружили над нами, издавая страшные звуки.

С того места, где я находился, я своими глазами видел, как пилот начал стрелять из пистолета в беспомощно бегавшего за детьми туда-сюда учителя. Аллах, каким же нужно быть бесстыдным и