Милорд и сэр - Екатерина Федорова

– Хорошо, признаюсь, – с расстановкой проговорил он, – ношу титул, который прежде был чьим угодно, только не моим собственным. И что же дальше?

Оборотень снизу улыбнулся ему звериным оскалом острейших зубов:

– Ровным счетом ничего, милорд. Просто я с некоторых пор начал питать к этому… вашему титулу значительное уважение. Вам идет быть герцогом – пусть даже при этом в ваших жилах и нет ни единой капли действительно благородной крови. Ведь я прав, милорд?

– Ну, – несколько односложно ответствовал Серега. На деле он просто не знал, что бы еще такое сказать. Привык он как-то быть… пусть даже не герцогом, а хотя бы просто незаконнорожденным сыном некоего загадочного благородного отца. И спускаться вниз, в сословие простолюдинов с более высокой ступеньки общественной (и бытовой, кстати сказать) лестницы не тянуло. Этакий классический пример развитого снобизма в потомках развитого социализма…

– Прав, – с некоторым торжеством заявил оборотень, – но кричать об этом при добрейшей миледи и прочих-всяких не собираюсь. Во-первых, все равно никто не поверит – я, увы, доказательств не имею, я чутьем и нюхом… Благородная кровь пахнет иначе, она, м-м… горчит на зубах. Вам этого не понять, милорд.

– Само собой, – согласился Серега.

– Во-вторых, – назидательно сказал оборотень, – никто этого не знает, но у меня есть свои причины желать возрождения герцогов Де Лабри. И пусть ваша кровь… не горчит, но тем не менее вы молоды, добры и чисты душой, отважны, хотя и не в том смысле, в каком, скажем, отважна наша убийственная леди Клотильда. В историях знатных семейств есть интереснейшие примеры… Как минимум двух герцогов их матери-герцогини родили не от папенек-герцогов, а от здоровяков-лакеев. И ничего, оставили значительные следы в истории, народили крепкое, здоровое потомство. Так что вы вполне подойдете семейному древу Де Лабри…

– Но позвольте, – несколько опешил Серега, – вы меня что, благословляете…

– Пока еще нет, милорд, – с едва заметной усмешкой ответствовал оборотень. – Да и кто я такой для подобных дел? Я просто отмечаю, что нынешнее положение вещей меня устраивает, вот и все. Но вернемся к нашим баранам, как говорится… Хотя мне, лису, уместнее было бы сказать – вернемся к нашим курям. У дронхов, молящихся на свои деревья, есть такое понятие – люр кроче. Человек, которому, как решили боги – именно боги, дронхи представляются гнусными язычниками…

– Ай-яй, – поддел Серега, – оборотни в вопросах веры столь низко не падают, как я понимаю?

– Оборотни, – совершенно спокойно ответил ему его собеседник, – тоже могут быть людьми. В каком-то смысле. Или в какой-то период своей жизни. Я, к примеру, придерживаюсь того мнения, что вера в Единого есть непреложная и истинная вера. Итак, люр кроче… Это человек, кому вы задолжали, по мнению богов. Вы можете об этом не знать или не хотеть признавать этот факт. Но боги сводят вас с ним – чтобы вы могли с ним расплатиться. Обстоятельства встреч могут быть самыми разными. Или их число… Но если судьба вновь и вновь сталкивает вас с абсолютно посторонним человеком, то стоит остановиться и призадуматься: а что нужно богам? А еще лучше: что нужно этому конкретному человеку? Итак, милорд? Что нужно лично вам?

– Э-э, – промямлил Серега, – Да тут столько проблем…

Оборотень изящно улегся на землю, опер голову о согнутую в локте руку и с усмешечкой сказал:

– Видимо, боги дронхов считают, что я задолжал вам вовсе уж несусветно, милорд, потому что, дабы обеспечить наши с вами встречи, они всякий раз ставят меня одной ногой в могилу. Поверьте мне, я не пожалею сил, лишь бы помочь вашей персоне справиться хотя бы с частью ваших проблем. Затем покину вас и посмотрю, что будет происходить дальше. Если мы больше не встретимся, значит, долги оплачены. Если же встреча произойдет снова… что ж, продолжим интересоваться вашими делами, хотя это и не совсем прилично – совать свой нос в чужие и очень небезопасные для жизни предприятия. Ну, удивите меня приятно, милорд. Какая проблема будет первой… для нас?

– Убить барона Квезака. Надеюсь, эта проблема не будет для вас слишком трудной? – в тон ему простенько сказал Серега. – Раз-два… Вы, я и леди Клотильда. И больше никаких других боевых единиц пока что не намечается. Вам приятно? Чувствуете в груди радостное изумление?

Оборотень преспокойно возлежал на сырой земле, пребывая при этом в прежнем неодетом состоянии (Серегу пробирал холод от этого зрелища). Лицо, смутно белеющее в предрассветном сумраке, не выразило ни единой эмоции. Но голос, когда он после небольшой паузы заговорил вновь, прозвучал заметно суше.

– Насколько я смог понять, милорд, идиотом от рождения вы не являетесь. Стало быть, эта экзотичная самоубийственная затея вовсе не ваша личная. Я знаю поблизости только одного такого любителя таскать камни из огня чужими руками. Пользуясь при этом самоубийцами-одиночками… Этот лесной хозяин – такая душка… Вы отдаете себе отчет? После вашего не слишком скромного бегства из Дебро его засранство барон рвет и мечет… И мечтает как раз о том, чтобы вы сами к нему вернулись.

– Понимаю, – не слишком вежливо оборвал его Серега, – но выхода у меня, а значит, и у нас все равно нет. Нужно идти в Дебро. Нам так было сказано, и потом, если я не покончу с ним – значит, он покончит со мной в конце концов. А у меня еще есть дела в этом мире…

Оборотень грациозно перетек из полулежачего положения в сидячее. Зевнул и потянулся.

– Выход есть всегда. Надо просто начать искать его не там, где вход.

И обернулся пушистой громадной тварью в серебристо-черной шубе. Серега так и не успел уловить момент, когда белая кожа покрылась роскошным мехом. Зато процесс перехода человеческого рта в оскаленную звериную пасть отложился в его памяти накрепко. Челюсти, украшенные великолепными, будто фарфоровыми клыками, разошлись и вновь сомкнулись с треском, от которого мороз побежал по коже.

– Впей-ред!

Лис то ли пролаял, то ли проговорил это слово и исчез. Растаял в сумраке, в котором еле различалась убегающая от Сереги дорога.

Конь трусил по колее, небрежно помахивая хвостом в целях борьбы с местными кровососами. Серега звучно обшлепывал лицо и шею, про себя дивясь вездесущности комариного племени. Далеко впереди в темном лесном частоколе прорезалась и засияла бледным фиолетово-розовым пламенем узкая вертикальная прорезь – там дорога выходила из леса. И стало быть, близко был Дебро. Из темных далей примчался лис, уселся на задние лапы и, по-человечески склонив набок голову, с укоризной уставился на Серегу.

– Ну чего тебе? – поинтересовался Серега. – Считаешь, что навстречу собственной гибели надо бы двигаться побыстрее? Ладно-ладно…

Он слегка подхлестнул Тишайшего концами поводьев, ткнул пятками под округлости конских боков. Тишайший философски мотнул головой и перешел на спорый аллюр. Фиолетово-розовая щель понеслась им навстречу.

Дорога выходила из леса и шла напрямик через поля вниз, туда, где в пологости равнины покоился спящий в этот ранний час Дебро. Гнедой, подстрекнутый поводьями и восчувствовавший себя, по всей видимости, кем-то вроде вольной лошади Пржевальского, вылетел из леса во весь опор и понесся к городу. Серега, с некоторым запозданием сообразивший, что данное направление в этот момент для него не самое, гм… нужное, дернул повод на себя, заворачивая назад, на лесную опушку. Конь послушался, хотя и не слишком охотно. Они вернулись к окраине леса и поехали вдоль нее неторопливым шажочком. Где-то тут должна была прятаться и наблюдать за этим городишком разобиженная на него леди Клоти…