Прощай, молодость - Дафна дю Морье

— Нет, — возразила Мэри, — давайте останемся здесь и потанцуем.

— А ты забыла, что собиралась показать первый класс по плаванию? — напомнил Мэтти.

— О нет, вода недостаточно теплая, чтобы купаться.

— Поехали кататься, как предлагает Билл.

— Мне ужасно хочется куда-нибудь съездить, — сказала Кэрри. — Как остальные?

— Я согласен на все, — ответил я.

Мэри повернулась к брату.

— Ты у нас главный, — сказала она. — Пойди узнай, нет ли там какого-нибудь автомобиля.

Люди за другими столиками начали поглядывать в нашу сторону. Мы сильно шумели.

— О боже! Вы только посмотрите на эту женщину в платье персикового цвета! — закричала Кэрри. — Она словно вышла из Ноева ковчега!

Все мы засмеялись. Я так хохотал, что повалился на стол. Но во всем этом не было ничего смешного.

— Давайте споем хором, мальчики, — предложил Мэтти. — Ну, давайте! Раз-два-три! «Я хочу кого-нибудь люби-и-ть…»

Мы вступили в разных тональностях. Это была настоящая какофония. Мы раскачивались из стороны в сторону в такт музыке.

— А куда же исчез твой приятель? — спросил Билл.

Я огляделся, Джейк исчез.

— Не беспокойтесь о нем, — ответил я. — Давайте петь дальше.

К нам подошел официант и попросил прекратить пение. Мы зашлись от смеха и велели ему убираться.

В дверях появился брат Мэри — он помахал нам.

— Идите сюда! — орал он. — У меня тут экипажи. Я не смог раздобыть ни одного автомобиля.

Все с шумом поднялись из-за стола. Кэрри схватила меня за руку.

— Нам ни к чему идти с ними, — прошептала она, — пусть они уйдут первыми. Подожди меня здесь — я схожу в гардероб.

Я как-то странно себя чувствовал. Пришлось прислониться к колонне в зале. Мне станет лучше на воздухе. Да, мне определенно нельзя пить. Я услышал, как остальные зовут нас с улицы. Послышался шум отъезжающих экипажей и смех Мэри. Интересно, кто оплатил счет? Джейка нигде не было видно. Впрочем, с какой стати мне о нем беспокоиться? Вероятно, он уехал вместе со всеми. Из гардероба появилась Кэрри.

— Они уехали? — спросила она.

— Да, — ответил я. — Пошли.

Остался один экипаж, в который был впряжен осел.

— Эй, вы нам не нужны, — обратился я к вознице. Кэрри рассмеялась, и мы влезли в экипаж.

— Куда поедем? — осведомился я.

— Наверх — туда, где маленькая тропинка ведет в лес, — ответила она.

Мы не знали, каким путем поехали остальные. Я взял в руки вожжи и тронул осла кнутом. Он очень бодро рванул вперед. Кэрри прислонилась ко мне, ее волосы трепал ветерок. Она не надела шапочку. Солнце уже зашло, и все окутал белый свет. Правда, над водой и в горах был туман.

Мы видели желтые огни парохода, стоявшего на якоре. Он четко вырисовывался на фоне воды. Тропинка вела все время вперед. Я не видел, куда еду. Я совсем ничего не видел. Только слышал, как бешено колотится мое сердце, и едва удерживал в руках вожжи, потому что дрожали руки. Тропинка свернула в лес. Стало темнее. Осел шел гораздо медленнее — тропинка теперь поднималась в гору. Вокруг нас была трава; деревья стояли плотно, и я не мог ничего разглядеть.

— Мне страшно! — сказала Кэрри.

Я обнял ее за плечи, и она нащупала мою руку, но мне нужно было держать вожжи. Я остановил экипаж у края тропинки. Осел принялся щипать траву.

— Наверное, здесь повсюду люди, — прошептала Кэрри.

— Нет никого, — ответил я.

Мне было все равно, даже если бы кто-нибудь был. Я знал, что это в любом случае не имеет значения, и продолжал ее целовать. Она вынула у меня из рук вожжи. Не слышно было ни звука. Наверное, наша компания была уже далеко.

— Что же это за пикник? — вдруг произнесла Кэрри.

Я взял ее за руки — она определенно не возражала. Окинув взглядом тесно стоявшие деревья, я предложил:

— Давай выйдем из экипажа.

Пароход дал гудок как раз перед наступлением полуночи. Нужно было доставить экипаж с ослом к отелю и присоединиться к остальным пассажирам на пристани.

Не знаю, что произошло с нашей компанией. Может быть, они уже были на борту парохода. Мы сели на катер с группой немцев. Все они были немного навеселе и очень сентиментальны. Обняв друг друга за плечи, они распевали народные песни. Я был трезв как стеклышко. «Как презренны мы все здесь, — подумалось мне, — сгрудившиеся на пыхтящем катере, который быстро движется по спокойной поверхности воды к пароходу с его сверкающими огнями». Пронзительный гудок так сильно отдавался у меня в ушах, что я прикрыл их руками. Я знал, что это бесполезно и что мне навсегда запомнится этот ужасный звук. Он походил на гудок ярмарочной карусели. Если ко всему этому добавить лодочные качели, палатки, и разбросанные повсюду бумажки, и, конечно, пустые пивные бутылки, и разгоряченные тела, прижатые друг к другу, уставшие за день, и хмельное дыхание в лицо. Все эти образы были навеяны ревущим пароходным гудком, гортанными голосами немцев.

Но вместо этого вокруг были гладкая, спокойная вода, печальные горы, окутанные белым светом, и девственный снег на их вершинах.

Мы были здесь ни к чему, нас вообще не должно быть здесь.

Немки были очень уродливыми, платья почти трескались на их огромных бюстах, а крылья носа блестели от жира. Наверное, они выглядели более привлекательно в начале вечера, но сейчас от их красоты остались лишь следы пудры на лице, которые они даже не потрудились стереть. Немецкие мужчины прижимались к ним, заглядывали в вырез платья и гладили их руки, и казалось невероятным, что они нравятся друг другу.

Они смотрели на нас, а мы — на них, и я знал, что мы похожи, и у нас одинаковые улыбки, и все мы сошли на берег, чтобы заняться одним и тем же.

Кэрри натянула джемпер поверх платья. В спешке она надела его задом наперед, и джемпер оттопыривался на спине. Она пудрилась без зеркала, и лицо ее походило на белую маску; растрепавшиеся рыжие волосы падали на глаза, и она наложила слишком толстый слой помады на нижнюю губу.

Кэрри была похожа на клоуна в цирке. Она все время пыталась петь вместе с немцами и взвизгивала от смеха — меня это почему-то очень раздражало. Заметив, что я молчу, она тесно прижалась ко мне и, прошептав: «Бэби», принялась меня гладить.

Мне хотелось побыть одному. Я не желал ни с кем беседовать и никого слушать. Мне хотелось оказаться где-нибудь, где не будет даже человеческого шепота — лишь покой гор и журчание белого ручья, а я бы лежал на спине, глядя в небо, у моих ног догорал бы костер, а под деревьями тихо стояли две лошади.

Катер причалил к пароходу, и мы поднялись по сходням на нижнюю палубу. Вся толпа ввалилась в курительную. Кэрри все еще возбужденно смеялась, повиснув на моей руке. Вся наша компания сидела на табуретах у стойки бара. Они замахали нам руками и закричали, увидев нас. У Билла на голове была шляпка Мэри, он корчил рожи и разговаривал писклявым, тонким голосом, изображая женщину, в то время как брат Мэри, у которого очки все время съезжали на нос, сидел, скрестив на груди руки, подражая священнику. Все они находили друг друга весьма забавными. Мэтти обнимал Мэри за талию, прижавшись лицом к ее лицу. Я увидел, как Мэри улыбнулась Кэрри, словно задавала немой вопрос, а та улыбнулась и кивнула в ответ. Я представил себе, как она позже зайдет в каюту к Мэри и они будут хихикать и рассказывать друг другу обо всем случившемся.