Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель - Мэри Стюарт

– Мы хотели бы знать, отец, как она выглядела, – сказал Стивен.

Священник на мгновение отвернулся от святого Онисима и удивленно посмотрел на Стивена:

– Сын мой, она была мертва, а умершие…

– Нет, вы меня не поняли, – торопливо сказал Стивен, – я спрашиваю о цвете ее волос, глаз и тому подобное.

– Но ведь здесь мадемуазель… – Отец Ансельм не договорил и вновь обернулся к святому Онисиму. – Она была белокурая, глаза серые или голубые, не помню точно. Что до ее роста, тоже не могу сказать. Она была очень худая, измученная болезнью. Умершие мало похожи на живых, а я видел ее незадолго до смерти. И при свечах, – добавил он.

– Она говорила по-французски?

– Да, конечно. Я бы никогда не подумал, что она не француженка, если бы вы не сказали. Ее имя, тоже… вы понимаете…

Он начал соскабливать воск, накапавший на пьедестал святого Онисима.

– Она была в сознании? Я имею в виду, она не бредила, когда вы были у нее?

– Нет. Она вполне здраво мыслила и знала, что умирает.

– Знала, что умирает? – тихо переспросила Дженнифер.

– Да, именно так.

– И она ничего не просила передать, никого не упоминала?

Он отрицательно покачал головой.

– Я знаю, – смущаясь, сказала Дженнифер, – что вам нельзя разглашать тайну исповеди, но ведь вы можете просто, не называя имен, сказать, вспоминала ли она о ком-нибудь?

Отец Ансельм мельком взглянул на нее:

– Да, могу. Но она ничего подобного не говорила. Мне очень жаль, мадемуазель. – Его голос стал печальным. – Она даже не успела исповедаться. Конец наступил быстрее, чем мы ожидали. Да, слишком быстро…

Все помолчали. Потом священник вдруг взглянул на Дженнифер, в его ясных черных глазах появилась новая мысль.

– А вы видели ее документы? Ведь обычно у всех есть документы.

– Да, я смотрела их.

– Но тогда, – сказал отец Ансельм, внимательно глядя на святого Онисима, – что же еще можно добавить? Боюсь, мне нечего сказать.

Когда они уходили, он был всецело поглощен полировкой колонны, пребывая поистине в святом неведении.

У ворот монастыря Стивен пожелал Дженнифер спокойной ночи, и она несколько настороженно позвонила в колокольчик, надеясь, что удастся избежать новой встречи с доньей Франциской. Но боялась она напрасно. Ее встретила незнакомая симпатичная молодая послушница в белом головном уборе. Под звуки пения, доносившегося из церкви, они быстро пересекли дворик и вошли под арку. Пройдя через трапезную, поднялись на второй этаж и оказались в длинном узком коридоре с многочисленными дверьми по обеим сторонам. Послушница остановилась и постучала в одну из дверей. Не дождавшись ответа, она открыла дверь и пригласила Дженнифер войти.

Как и следовало ожидать, комната оказалась маленькой и унылой: там стояли две кровати, два стула, два небольших комода. На стене висела картина, изображающая Мадонну с младенцем, под ней на полу лежала подколенная подушечка. Окно выходило на южную сторону, в сад, и вдали, в горах, таинственно светлели залитые лунным светом снега Испании.

Послушница показала на кровать у окна:

– Это ваша, мадемуазель, и вот этот пустой комод тоже. Я переписала для вас распорядок трапез и служб, но, – она улыбнулась, – вы не должны считать себя обязанной посещать их. Мать настоятельница особо подчеркнула, что вы должны чувствовать себя совершенно свободно и приходить и уходить, когда пожелаете.

Дженнифер поблагодарила ее, и девушка удалилась, закрыв за собой дверь.

Она подошла к окну и выглянула в сад. Слева за стеной сквозь темное сплетение яблоневых ветвей проглядывало кладбище и внешняя стена со спускающимся с нее пушистым ковром роз и голубых вьюнков. Ну вот она и здесь, в самом центре таинственных событий, и ее томило предчувствие, что скоро что-то произойдет. Но для начала в любом случае придет Селеста.

Она отошла от окна, и вновь ее поразил унылый вид безликой комнаты. Ничто не давало ключа к характеру ее обитательницы. Возле двери висел черный плащ, веревочные шлепанцы аккуратно стояли под стулом – вот и все. Даже занавесок на окнах не было. Ни цветов, ни картинок, за исключением Мадонны, ни книг, кроме маленького розового молитвенника, лежащего на комоде. Она взяла его и сразу же насторожилась. Дженни внимательно рассматривала книжицу. Розовая кожа переплета поблескивала золотым тиснением, страницы украшали изящные средневековые арабески в цветовой гамме зеленого, пурпурного и золотого. Дженнифер с легким трепетом перелистывала их, восхищаясь тонкой работой, и вскоре осознала уже знакомое странное несоответствие. Это же чувство она испытала недавно… В церкви… Тусклая скромная церквушка с простыми оштукатуренными стенами, обычными окнами и… сокровищами Италии и Испании, сверкающими перед роскошными светильниками.

Ситуация вполне сходная – прелестная маленькая вещица, которую так беспечно положили на уродливый грубый комод. Она взглянула на Мадонну и, уже не удивляясь, отметила, что склоненное над младенцем лицо улыбается той просветленной улыбкой, которая обычно светится на знаменитых полотнах Мурильо.

Молитвенник лежал на ее ладони, и страницы сами собой переворачивались, пока книга не раскрылась на первой странице, форзаце.

В верхней части была надпись: «Марии Селесте от Марии Франциски, un don en Dios»[19].

Мадонна улыбалась.

Дверь тихонько отворилась, и в комнату проскользнула Селеста. Дженнифер, с книжечкой на ладони, почувствовала смущение, точно ее застали за неблаговидным занятием. Она улыбнулась девушке и сказала:

– Прости, пожалуйста, я без спросу взяла твой молитвенник, Селеста. Какая прелестная книжечка.

Девушка покраснела, будто от досады, но, пробормотав: «De rien, mam’selle»[20], присела на кровать, повернувшись спиной к Дженнифер, и начала расстегивать сандалии.

Дженнифер, с сомнением глядя на ее спину, решила, что откровенничать лучше в темноте, и не стала пока продолжать разговор. Но когда она, переодевшись, вышла из маленькой умывальной, Селеста уже свернулась под одеялом, лицом к стене. Если она и не спала, то явно притворялась спящей.

Разочарованно вздохнув, Дженнифер задула свечку и легла в постель.

Она проснулась в полнейшей темноте и некоторое время сонно соображала, где находится. Потом мысли стали более связными, и она подумала о разбудившем ее звуке. Ветер? Вечером было тихо, наверное, он поднялся ближе к ночи, и теперь за окном вздыхали раскачивающиеся сосны, а порывы ветра рассыпали по стеклу залпы дождевой дроби.