Ж… замечательных людей - Эльвира Барякина

– Твои бумаги действительно ничего не стоят.

– Как это? – возмутился Эрни. – Мы давали немцам взаймы, они на наши деньги построили фабрики… Потом на них же производили оружие против нас… А теперь они отказываются платить?!

Оказалось, что перед войной часть еврейских банкиров скупили «золотые облигации» и безвозмездно передали их Германии в качестве доказательства лояльности Гитлеру. Банкиров все равно отправили в газенваген, облигации – в подвалы Рейхсбанка. А в 1945 году в Берлин вошли русские и все вывезли: куда – неизвестно.

– Немецкое правительство согласно погасить долги, – сказал Пол. – Но ты должен доказать, что ты перекупил их у правомочных владельцев, а не у русских, которые их похитили. В противном случае они будут считаться краденым имуществом.

Полчаса Эрни орал, что это произвол, и пусть эти сраные немцы сами докажут, что облигации краденые. Но потом успокоился и решил, что не все так плохо.

На счетах его компании лежали миллионы, которые он не успел потратить на скупку облигаций. Эрни взял в аренду роскошный особняк, гоночный автомобиль и дюжину прелестных женщин. Два года жил как падишах, а потом был суд.

Разъяренные инвесторы требовали крови Эрни, но его договоры были составлены так хитро, что все растраты списывались на представительские расходы. А что облигации не удалось реализовать – так то вина не Эрни, а правительства Германии.

Джош с уважением посмотрел на Пола.

– Ты бумаги составлял?

Тот неопределенно качнул головой.

– Не имеет значения. Я надеюсь, ты понял, что с Эрни можно связываться только ради криминального репортажа?

Джош уныло листал буклеты.

– Все-таки ты, Пол, нехороший человек. Тебе ничего не стоит убить чужую мечту… У меня ж душа пела!

Пол хмыкнул.

– И я даже знаю, какую песню.

Money, money, money

Must be funny

In the rich man's world[12]

Остаток вечера Джош посвятил критике мира капитала вообще и торгашеской системы Америки в частности.

– Мне нужна другая страна! – заявил он и пошел ужинать в «Макдоналдс».

РОДИНА

3 мая 2007 г.

Когда я рассказала папе, что Джошу наскучила Америка, он ликовал как Александр Невский, заваливший псов-рыцарей.

– Скажи ему, чтоб приезжал к нам! Я его в Музей Красной армии свожу! На рыбалку съездим, в баньке попаримся!

Джош почти не общается с дедушкой: раз в год по велению Лели напишет поздравительную открытку с «Я» как «R» и раз в полгода поговорит по телефону.

Я один раз наблюдала за процессом:

– Привет, дед… Это я… Нормально… Чем занимаюсь? Ну, на интернете торгую.

Джош отставил трубку на полфута и принялся смотреть вдаль.

– Ты чего? – шепотом спросила я.

– А, дед читает лекцию о честном труде. Через пять минут Джош вновь приник к телефону:

– Ну на фига мне базовое образование? Херня какая!

И снова отвел трубку.

Если бы не советская власть, из папы бы вышел страстный проповедник. Он с таким жаром вовлекает всех в свою веру, что с ним неудобно спорить: начинаешь чувствовать себя предателем Родины в особо крупном размере.

Я понимаю, что папин патриотизм – это его стержень, но еще с подростковых времен у меня осталась бессердечная привычка противоречить.

– Пап, да не поедет Джош никуда.

– Как это не поедет? Здесь его Родина! И он обязан ее любить.

Мы спорим целый час. Я спрашиваю папу, любит ли он Камчатку, на которой никогда не бывал, и отвалившиеся от СССР республики.

– Ведь так не бывает – до развала Союза «люблю», а после – «не люблю». Патриотизм не возникает по отмашке политиков, верно?

– Ты… – от возмущения папа не сразу находит слова. – Все у вас меряется хитрожопос-тью! Родина – это не территория!

– А что? Граждане? Убей меня, я не могу любить вашего соседа из пятой квартиры – он придурок. В России почти 900 тысяч уголовников, и все – граждане. Хочешь сказать, что ты их любишь из чувства патриотизма?

– Ты, милая моя, провокатор!

– Нет, папа, я реалист. Мой бойфренд – наполовину англичанин, наполовину русский, мои друзья – американцы, китайцы, израильтяне, марокканцы, да кто угодно! Вот их я люблю. А любовь из чувства долга – это все равно что вражда из любопытства.

Маме надоедает слушать, как отец со мной препирается, и она поднимает параллельную трубку.

– Родина – это культура!

– Мам, культура – понятие интернациональное. Великие произведения – они для всех доступны.

– Ну тогда хватит спорить: отцу ужинать пора. У него борщ остывает.

Мы расстаемся каждый при своем. Адреналин бурлит, брови хмурятся. Мы с папой оба – за шесть тысяч миль друг от друга – думаем об одном.

Подсознательно чувствуешь, что Родина – это что-то важное, но что именно – объяснить не можешь. Не земля, не государство, не граждане, не культура…

Папа первый не выдерживает и перезванивает мне.

– Родина – это образ жизни! – кричит он в трубку. – Ты нас с матерью хоть на Северный полюс забрось – и там у нас будет Россия!

Я соглашаюсь. Да – образ жизни и ценности. У кого они схожи, те – твой народ. Потом прихожу в ужас: мы с папой принадлежим к разным народам.

Помру – завещаю себя друзьям-генетикам. Пусть удивляются.

COSMOPOLITAN

4 мая 2007 г.

А кто мой народ?

Как раньше все было просто! Возводили крепостную стену: кто внутри – те свои; кто снаружи – те враги. За царей бились не потому, что нравилось их правление, а чтоб чужие на наш трон не лезли.

Но как быть, если в мире интернета уже не существует границ? Глобальная экономика, миграция и дешевая связь сжали Землю до размеров эдемского яблока. Бог разрешил есть с дерева познания всем, кому не лень.

Мой народ – кочевник. Живет там, где нравится. Верит фактам, ищет истину. Имя ему – Homo Legens, человек читающий.

Сила духа – наша национальная черта. Обстоятельства могут нас согнуть, но не сломать. Раз согнувшись, мы всегда распрямляем спину.

Мы не воюем со злом – мы делаем добро, вытесняя зло массой. Война – это зло само по себе, потому что оставляет после себя развалины и горечь поражений.

Мы не пытаемся изменить мир к лучшему – мы меняем себя. И в этом наша суть.

Я чуть не упала, когда Агнесса объявила мне, что ей нужен жених.