Победителей не судят - Виктор Пронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всех собачников опрашивали, — сказала она. — К нам тоже приходили. Тобой интересовались.
— А я при чем?
— Составили список всех собачников. И ты тоже в этом списке. Вопросы у них, понял? Вопросы.
— Давай сумку, — сказал Касьянин, все еще не выходя из полутемной прихожей. — Пойду за хлебом.
— Может, перекусишь? — сжалилась Марина.
— Потом.
— Чаю выпей.
— Потом.
Касьянин вошел в туалет и, закрыв за собой Дверь, постоял с минуту. Открыл кран, подставил руки под холодную струю и на некоторое время замер. Пришло приятное ощущение, будто он в эти минуты смывал с себя что-то грязное, неприятное, позорное. Вытерев руки насухо, открыл дверцу шкафа и из-за пачек со стиральным порошком вынул револьвер. Еще раз осмотрел барабан — все гильзы были пусты, кроме двух.
— Все правильно, — пробормотал он, — все так и должно быть.
Обмотав револьвер подвернувшейся газетой, он сунул его в хлебную сумку и вышел из туалета.
Марина стояла в проходе, поджидая его.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Да, все нормально.
— В магазин и обратно, да? — уточнила она, уловив какой-то сдвиг в душе, в настроении Касьянина.
— Конечно, куда я в такую жару.
— Ну, смотри, — сказала она, но не уходила, стояла в проходе и наблюдала за Касьяниным, пока тот открывал дверь, выходил на площадку. Она словно ожидала, что вот в эти секунды он сорвется и скажет ей такое, о чем она догадаться не может, но явственно чувствует — с мужем происходит неладное.
Касьянин вышел и закрыл дверь, не оглянувшись. Выйдя из подъезда, некоторое время стоял неподвижно, привыкая к яркому свету и при этом зная, что на него с двенадцатого этажа смотрит в эти минуты Марина.
— Привет, Илья! — Касьянин обернулся — к нему подходил участковый Пияшев.
— А, привет, Саша.
— Слышал?
— Да я уже в своей газете заметку дал... Завтра весь город будет знать про наши события.
— Надо же, хлопнули мужика, — сказал участковый, пожимая руку Касьянину. — Все-таки хлопнули. А уж до чего крут был, до чего крут! — Пияшев чуть ли не восторженно покрутил головой.
— Сейчас в народе говорят, что крутыми бывают только яйца, — заметил Касьянин.
— Хлопнули все-таки... Надо же, — продолжал причитать участковый. — Хлопнуть Пахомова, а?!
— Что-то похожее ожидалось?
— Да ладно, — махнул рукой участковый. — Ты и сам не хуже меня знаешь.
Одно, Илья, смущает... Не похоже это на заказное убийство, ох не похоже! — Пияшев покачал головой, и на его пухловатых губах возникла какая-то слишком уж взрослая кривая усмешечка.
— А на что похоже?
— Анфилогов хотел с тобой поговорить... Следователь.
— Поговорим.
— Вопросы у него к тебе.
— Тоже собаку решил завести?
— Не знаю, заведет ли, но поговорить хотел о собаках.
— Поговорим, — повторил Касьянин. — Так на что смахивает это убийство?
— Да ладно, — опять усмехнулся участковый. — Сам знаешь. Пока.
И, пожав руку Касьянину, он по полной жаре, мимо раскаленного на солнце дома пошел к своей конторе.
— Будут новости — скажи! — крикнул вдогонку Касьянин. — Родина должна знать своих героев!
— Узнает, — заверил участковый, обернувшись, и Касьянин опять увидел поразившую его кривоватую усмешечку.
Касьянин пошел в сторону, противоположную той, куда ушел участковый. Не хотелось идти следом. Касьянин миновал дом, свернул за угол и с облегчением почувствовал, что теперь его не видит с балкона Марина. Издалека заметив приближающийся, раскаленный на солнце автобус, он вышел к остановке.
Пассажиров было совсем мало, знакомых среди них он не увидел. Впрочем, Касьянин понимал, что его знают многие из тех, кого он не знал напрочь. В своем дворе он был знаменитостью — работал в газете, писал о всевозможных преступлениях. Поэтому на всякий случай напустил на себя вид ничем не интересующегося человека, усталого, разморенного от жары.
Выйдя на остановке, он двинулся в сторону гастронома, а едва автобус скрылся за поворотом, свернул к лесу. Помахивая хозяйственной сумкой, Касьянин пересек пустырь и скрылся среди мелкого кустарника. Словно подчиняясь какому-то давно известному закону, словно имея в этом хороший опыт, Касьянин еще некоторое время шел, не оглядываясь. И лишь когда наверняка его нельзя было увидеть с верхних этажей ближних домов, оглянулся. И, конечно же, убедился еще раз, что вокруг никого не было.
Касьянин знал эти места — иногда ранним утром он приходил сюда с Яшкой собирать грибы. Лисички попадались, сыроежки, к осени бывали чернушки и валуи.
И сейчас Касьянин шел так, будто собирал грибы, — подобранным прутиком шевелил траву, пригибался иногда, передвигаясь не по прямой линии, а путано и бестолково, как обычно и ходят грибники. Но тем не менее общее направление выдерживал четко — он шел к небольшому озеру, окруженному старыми березами.
Один берег был пологим, другой, противоположный, обрывистым. Так обычно бывает на речках — сказывается вращение планеты, когда один берег подмывается, а от второго вода отходит.
Озеро оказалось таким, каким он и ожидал его увидеть, — тихим, с редкими плавающими листьями и совершенно безлюдным. Касьянин присел на берегу и некоторое время сидел неподвижно, прислушиваясь и незаметно оглядываясь по сторонам. Нет, все-таки никого в этот полуденный час не было ни на озере, ни вокруг.
Вынув из сумки тяжелый сверток, Касьянин развернул газету и разложил ее у ближайшего куста. Потом взял револьвер, оглянулся еще раз по сторонам и дважды выстрелил в расстеленную на траве смятую газету. Постояв некоторое время и убедившись, что никто не ломится к нему сквозь заросли, поднял газету, внимательно осмотрел. Ни единой дырочки от дробинок он не увидел.
— Ни фига себе, — пробормотал озадаченно, но без удивления. Касьянин ожидал именно такого результата. Вывод напрашивался сам собой — оба заряда были газовыми, легкое пощипывание в глазах это подтверждало. Дробовые он использовал в ту дурацкую ночь. Да, патроны были расположены не в том порядке, о котором говорил ему Ухалов. Что-то напутал дурак толстобрюхий, что-то напутал.
Уже не колеблясь, Касьянин взял подаренный Ухаловым револьвер за ствол и, не размахиваясь, коротким броском снизу, от колен забросил его на середину озера. Раздался негромкий глухой всплеск, по озеру пробежали и тут же погасли круги, чуть вздрогнули на воде листья, уже пожелтевшие листья этого лета.
Посидев минут пять, Касьянин поднялся, отряхнул штаны от сухой травы и, уже не прячась, не притворяясь грибником, направился к ближним домам.