Моя любимая свекровь - Салли Хэпворс

– Важно, чтобы вы поели, – говорит Перл. Она совершенно тверда и совершенно спокойна. – И захватите что-нибудь для мужчин.

Выйдя на улицу, мы бредем словно через силу. Вдоль дороги проходят железнодорожные пути, и на полминуты в тишину врывается шум поезда. Потом он исчезает, и снова не слышно ничего, кроме нашего дыхания. Нетти поднимает руку, чтобы почесать нос, и рукав ее рубашки задирается, открывая широкое фиолетовое кольцо на левом запястье.

– Что у тебя с рукой? – спрашиваю я.

Она быстро скашивает на меня глаза, потом снова переводит их на дорогу.

– А тебе какое дело?

– Ну же, Нетти.

– Давай просто купим бутерброды, ладно? – тихо говорит она.

Мы делаем еще несколько шагов.

– Ненавижу все это! – взрываюсь я. Внезапно я не в силах больше сдерживаться. – Диане это тоже не понравилось бы. Ты сама знаешь, что не понравилось бы.

Нетти останавливается.

– И чтобы именно сейчас мы собрались все вместе как члены семьи.

– Семьи? – Нетти разворачивается ко мне всем телом. – Вот ты, Олли и дети – это семья. А мы с Патриком… мы… мы просто два человека. Два человека, которые даже не…

– Я знаю…

– Ничего ты не знаешь. Ты не можешь знать.

Я вздыхаю.

– Я так хочу, чтобы все это осталось в прошлом, Нетти. Я хочу помочь тебе пройти через это.

Надежд у меня особых нет, но думаю, что у меня есть шанс. Здесь, когда рядом нет ни Патрика, ни Олли, я чувствую, что смогу достучаться до нее. И я хочу достучаться до нее. Эта семья и так уже понесла слишком большие потери. Сначала Том. Потом Диана. Я не могу потерять и Нетти тоже.

– Мне все равно, чего ты хочешь.

Она отворачивается и идет дальше. Только позднее я понимаю, что она так и не сказала, что случилось с ее запястьем.

ДИАНА

ПРОШЛОЕ…

Я слышала, что каждые родители восемьдесят процентов своей энергии тратят на одного ребенка, а прочие двадцать распределяют между всеми остальными детьми. Олли всегда был «восьмидесятипроцентным ребенком». Большую часть его детства я задавалась вопросом, достаточно хорошо ли он ест, достаточно ли много учится, достаточно ли много делает. Он не был самым популярным ребенком в школе, но и не был изгоем. То, что он в целом всем доволен, должно было бы меня утешать, но почему-то только озадачивало. Он хотел пригласить к нам своего друга поиграть или он хотел, чтобы я перестала приглашать к нам этого друга? Его как будто никогда не заботило, так будет или иначе.

А вот Нетти от рождения была такой способной и самостоятельной, так открыто говорила о своих желаниях, что я никогда о ней не беспокоилась. Быть ее матерью было все равно что иметь рядом маленькую равную, которая сопровождала меня повсюду. Если кто-то донимал ее в школе, она тихонько отводила их в сторонку и спокойно объясняла, мол, если они не перестанут подличать, у них не останется друзей, а ведь это будет глупо, правда? Когда я подавала на ужин овощи, а Олли, который на пять лет старше ее, отказывался их есть, она спрашивала: «Разве ты не хочешь быть сильным, как супермен, Олли?»

Однажды, когда Олли было одиннадцать, а Нетти – шесть, они уже несколько часов плавали в бассейне, когда мне понадобилось зайти в дом. Олли и Нетти были хорошими пловцами, так что не было ничего страшного в том, чтобы ненадолго их оставить.

– Приглядывай за сестрой, – наверное, сказала я.

Я пошла на кухню и принялась чистить картошку. День выдался теплый, и солнце било в окно. Когда я взяла последнюю картофелину, меня вдруг охватила странная тревога. Возможно, включился материнский инстинкт. Надо проверить детей!

Выйдя во двор, я увидела клубок тел прямо под поверхностью воды. Я даже не остановилась, чтобы снять туфли, прежде чем прыгнуть в воду.

Первой я схватила Нетти, но Олли держал ее и не отпускал. Я дергала и крутила ее, но он, как якорь, тянул ее вниз. Наконец я пнула Олли в живот, и она высвободилась. Я подтолкнула дочь к бортику бассейна и мгновение спустя сделала то же самое с Олли. Он вцепился в бортик, кровь и вода стекали по его лицу, скатываясь в ямку ключицы.

– Что… скажите на милость… стряслось? – выдавила я, задыхаясь.

– Олли сделал сальто и ударился головой, – выдохнула Нетти. – Я увидела кровь, а он не двигался. Я пыталась спасти ему жизнь, а он пытался утопить меня!

Я посмотрела на Олли, тяжело дышащего у бортика бассейна.

– Ты запаниковал, Олли? Поэтому ты вцепился в Нетти?

Олли не ответил. Он выглядел таким же растерянным, как и Нетти.

И тут я поняла. Одни люди прыгают и пытаются спасти кого-то, кто попал в беду, другие делают все возможное, чтобы спасти себя. Олли не собирался топить Нетти, он просто следовал своим инстинктам, как и она своим.

Мои дети только что показали мне, кто они.

Когда я в тот день возвращаюсь домой, Нетти сидит на барном табурете у меня на кухне и листает газету. Ее пиджак висит на спинке стула, а волосы собраны в очень строгий пучок.

– Привет, дорогая, – говорю я, балансируя с сумками из супермаркета.

Ее взгляд отрывается от газеты. Нетти периодически заглядывает ко мне по дороге с работы, иногда под предлогом того, что хочет что-то завезти, а иногда просто так. Я действительно не понимаю зачем, но понемногу научилась радоваться ритуалу.

– Привет, мам, – говорит она.

– Я только что видела в супермаркете твою подругу Лизу. – Я водружаю пакеты на стойку. – Она упомянула, что вы, девочки, собрались устроить вылазку в Гонконг.

– Я не еду, – говорит Нетти.

– Вот как? Почему?

Она вздыхает.

– Деньги. Время.

Я киваю. Но мне кажется, что вылазка куда-то на девичник – как раз то, что нужно Нетти.

– Ты не видела Люси и Арчи? – спрашиваю я.

– После больницы – нет.

– Я только что была у них в гостях.

– О… – Нетти переворачивает страницу газеты, старательно не проявляя интереса. – Как они?

– Думаю, у Люси случались и лучшие дни. Но так бывает, когда у тебя новорожденный. – Мое внимание привлекают часы на плите. Еще нет и пяти. – Разве ты не должна быть на работе, Нетти?

– Я рано ушла.

Я смотрю на нее в упор.

– А тебе можно?

– Я могу делать все, что захочу.

Странное какое-то настроение у моей дочери. Поза у нее – угрюмая, почти подростковая.

– Что-то случилось, Нетти?

Она, конечно, качает головой. Моя дочь, при всей ее мягкости и легкости, очень замкнута, по крайней мере со мной. На самом деле она – одна из немногих, кто способен заставить меня сомневаться в себе. Мне нравится в ней это сочетание. Но было время, когда Нетти мне открывалась. Когда она была подростком, мне практически пришлось сказать ей, чтобы она перестала мне рассказывать абсолютно все. «Кое-чем, – объяснила я, – стоит делиться только с подругами, Антуанетта». И в какой-то момент она перестала все мне рассказывать. Наверное, начала больше разговаривать с Патриком.