Кремль 2222. Планерная - Константин Кривчиков

– Нет, не оставили. Завалили камнями и плитами. Но сначала заложили проем кирпичом.

– Зачем?

– На всякий случай. Чтобы из тоннеля не было видно дверей. Так велела Нави.

– А зачем еще и заваливать камнями?

– Ты что, тупой? Знаешь, кто в таких тоннелях живет?

– Не знаю, – честно признался Тим. Он никогда раньше не спускался под землю, тем более в какие-то коллекторы. По крайней мере, не помнил ничего такого. – А кто там может жить? Ну, муты какие-нибудь.

– Да, муты. Очень страшные муты. Они могут проломить стену и прогрызть железную дверь. Их можно убить только… – Мохнач помолчал, подбирая подходящее слово. – Только из пушки. Или гранатами взорвать.

– Они что – типа жука-медведя?

– Типа того. Потолочники называются. Поэтому мы завалили все камнями. Чтобы они не прорвались.

– Постой, – сказал Тим. – Что-то я не врублюсь. Мы же сейчас тоже шли через какой-то коридор. Разве по нему не могут пробраться потолочники?

– Не могут. В той стороне, – Иван махнул рукой, – все давно затоплено. А потолочники не могут плавать. Как и баги-руконоги.

– Почему?

– Тяжелые, наверное. И это, – Иван показал пальцем на горло, – воздуха не хватает.

– А в другой стороне коридора что? Мне показалось, коридор идет в обе стороны.

– Показалось. На самом деле там тупик. И ловушка.

– Какая ловушка?

– Такая. – Нео хитро улыбнулся, показав желтые клыки. – Не ходи туда, Тим. Понял?

– Понял, не пойду.

Они приблизились к открытому дверному проему. Около него на корточках сидел очередной мохнач. Его косматую личность украшали многочисленные стальные кольца, продетые в нос и уши. Увидев Ивана, «стиляга» поднялся и осклабился, намереваясь вступить в разговор. И даже жизнерадостно воскликнул:

– У!

Но Иван не поддержал диалога. Молча сунув в руку «брату по разуму» факел, махнул ладонью – мол, следуй за нами. И сказал, посторонившись:

– Сюда, Тим.

Тим первым зашел в проем, сделал по инерции несколько шагов и наконец-то увидел ее – загадочную Гуру Нави. А увидев, слегка растерялся. Хотя кое в чем его подозрения оправдались.

Поначалу он даже не понял, кто находится перед ним – человек или мутант, мужчина или женщина. Да и немного позже, уже приглядевшись, не понял. Это было именно что существо, хотя и со всей очевидностью человекообразное.

Оно сидело в низком кресле странной формы, изготовленном, скорее всего, из выкорчеванного пня. Невысокое, да еще и сгорбленное. Голова непропорционально крупная по отношению к маленькому и худому телу; длинные, ниже плеч, нечесаные волосы; широкий, изборожденный глубокими морщинами лоб; такое же морщинистое, лишенное растительности, лицо с обвисшими щеками; длинный крючковатый нос и глубоко посаженные глаза с выступающими надбровными дугами.

В общем-то, почти человек – древний старик или старуха, если бы не одна примечательная и жутковатая особенность. Глаза существа полностью прикрывались непропорционально толстыми, как будто набухшими, верхними веками. А вот нижние веки были сильно деформированы, вытянуты конусом и отвисали вниз, как хоботки шамов.

В помещении, где расположилось существо, горел костер – так же, как и в соседнем зале. Но светил он слабо. А пламя еще и колебалось от небольшого сквозняка, играя на лице существа смутными тенями. Тим разглядел отдельные детали – да и то не сразу – лишь благодаря факелу, который нес мохнач.

Когда вся троица приблизилась к существу на расстояние в пару метров, оно приподняло руку. Факелоносец, притормозив, шагнул в сторону и замер там, держа факел в кулаке. А Иван, неожиданно для Тима, плюхнулся на колени и воскликнул:

– Слава тебе, Гуру!

На лице нео, заросшем густой, от самых глаз, бородой читалось благоговение.

– Слава тебе, брат, – меланхолично отозвалось существо.

Голос у него был низкий, но мелодичный. Лишь услышав его Тим понял, что Гуру, скорее всего, все-таки женщина. Хотя если оно мутант…

– Встань, Иван, – распорядилось существо. – Я вижу, ты привел человека. Это он?

– Да, Нави, он. – Мохнач поднялся с колен. – Это Тим.

– Ты уверен?

– Да. Все, как ты сказала. У него есть птица – вот здесь. – Иван коснулся пальцем своего плеча. – И зуб помеченного смертью. – На этот раз он ткнул себя в грудь. – Я ждал у мертвого био, как ты велела. И он появился вместе с маркитантами. Капитолийцы устроили засаду, и он едва…

Нави приподняла ладонь, и мохнач оборвал рассказ.

– Погоди, Иван. Подробности сейчас не нужны. Скажи, все прошло нормально?

– Нормально. Но за нами погнались капитолийцы. Нам пришлось их убить.

– Всех?

Мохнач ответил после короткой заминки:

– Всех, кто был там.

Теперь паузу взяла Нави. Тим заметил, что она вроде бы и не смотрит перед собой. По крайней мере – не поднимает головы. И вдруг Нави произнесла:

– Ты держишься за бок, Иван. Болит?

– Почти нет. Я приложил лист зобуха.

– Молодец. Пусть тебя покормят. Потом я гляну твою рану. Но позже. Теперь ступай. И ты, Джон, ступай. Оставьте нас одних.

После слов Гуру Иван и нео с факелом тут же вышли из комнаты. Но Нави заговорила с Тимом не сразу. Сидела, наклонив голову вбок, словно прислушиваясь к потрескиванию костра. Затем спросила:

– А у тебя – сильно болит?

– Что? – не понял Тим.

– Грудь болит?.. Тебя ведь серьезно ранило? Верно?

– Ну, может быть, – сказал Тим.

Говоря так, он ничуть не рисовался. Еще пару часов назад он считал свое ранение серьезным. А днем, когда очнулся на привале, рана и вовсе казалась ему смертельно опасной. Но сейчас он почти не чувствовал боли – разве что огромную усталость.

– Огнестрельная, да? – спросила Нави.

– Да.

– Вы накладывали повязку?

– Нет.

– Почему?

– Как-то обошлось. Когда я очнулся, кровь уже свернулась.

– Я так и подумала. Подойди ко мне и опустись на колени.

Тим беспрекословно выполнил распоряжение. Он не боялся загадочной наставницы мохначей. Но чувствовал, что от нее исходит непонятная сила. И уверенность.

Нави положила Тиму ладонь на грудь, ближе к надплечью – в том месте, где в тело вошли пули. Он ощутил покалывание, исходящее от пяти пальцев старухи – словно в тело вонзилось пять длинных иголок. Но они были очень холодные, практически ледяные, и Тим не чувствовал боли. Скорее, облегчение, потому что эта часть груди сразу онемела.