Жизнь после утраты. Психология горевания - Вамик Д. Волкан

Тип смерти

То, как член семьи умирает, и то, как к этому относятся другие, отражается на способности группы к переживанию горя. Внезапная или насильственная смерть являются одними из самых тяжелых для оплакивания, что обсуждалось в четвертой главе. Самоубийство, оборачивающееся для живых чувством вины, стыдом и позором, которые добавляются к факторам внезапности и насилия, чревато для семьи осложненным горем. Не только потому, что перед суицидом семья наверняка переживала стресс, но и потому, что все члены семьи вынуждены бороться с чувством вины из-за того, что они не сделали, чтобы спасти жертву.

Дети, теряющие кого-то из родителей по причине самоубийства, часто верят в свою причастность к несчастью или, по крайней мере, считают себя виноватыми в том, что не смогли облегчить боль ушедшего. Такие родительские заявления, как «ты сводишь меня с ума», получают отклик и могут мучить ребенка на протяжении всей жизни. Утрата родителя по причине суицида также может породить суицидальные намерения у ребенка вследствие неосознанных идентификаций.

Более того – тот, кто предпочитает уйти, провоцирует гнев у тех, кого он оставляет. Этот гнев часто подавляется понесшими утрату, потому что им кажется неприемлемым гневаться на кого-то, кто погиб насильственной смертью или совершил суицид: жертва и так достаточно наказана.

Лучше всего оправляются от утраты те семьи, которые отличаются достаточно здоровой структурой (нет чрезмерного количества проективных идентификаций) и устойчивым чувством семейной идентичности. Говоря по существу, переживать горе помогают честные и уважительные отношения, поддерживаемые в семье; каждому члену семьи должно быть позволено изливать свои чувства и задавать вопросы. Идеально, если подробности о смерти узнает каждый член семьи – в соответствующей возрасту форме – и поощряется участие в ритуалах, предназначенных для скорбящих.

Когда родители теряют детей

После смерти своей дочери Софи Фрейд написал другу, что пережить ребенка – это чудовищная вещь[76]. Это наиболее тяжелая утрата, которую оплакивают люди. С зачатием ребенка родители бессознательно привыкают к ощущению будущего как к чему-то, что включает этого ребенка. Со смертью ребенка родители утрачивают не только дорогую связь, но и спланированное в их представлении будущее. Таким образом, смерть может оказаться слишком тяжелой, чтобы справиться с ней. Кроме того, смерть детей часто осложняется чувством вины. Являясь родителями, мы убеждены, что должны как-то защитить наших детей, даже когда они вышли из-под нашей опеки.

Смерть ребенка, жившего с родителями, нарушает равновесие в семье. Если такая утрата не объединяет семью, она может привести к необратимому разрыву, так как члены семьи пытаются осознать смысл утраты, дают выход своему гневу и чувству вины. Я знал супружескую пару, которая потеряла двоих детей в авиакатастрофе. В течение нескольких недель муж отражал обвинения жены, утверждавшей, что детям, не достигшим подросткового возраста, рано одним летать на самолете. Катастрофа была вызвана неполадками в двигателе, но жена обвиняла мужа в том, что он позволил им лететь; в результате связь между супругами оборвалась.

Возможно ли когда-нибудь оправиться от утраты ребенка? Я не уверен в этом. Фрейд писал своему другу в день, когда его дочери должно было бы исполниться тридцать шесть лет: «Хотя мы знаем, что после такой утраты острота горя уменьшится, мы также знаем, что останемся безутешными и никогда не найдем замены. Не имеет значения, чем может заполниться образовавшаяся пустота, но даже если она будет полностью заполнена, все же это будет что-то иное»[77]. И действительно, именно так должно быть. Это единственный способ навсегда сохранить ту любовь, от которой мы не хотим отказаться.

Некоторые родители, пытаясь приспособиться к утрате и движимые горем, создают организации, деятельность которых направлена на предотвращение таких смертей. Например, организацию сторонников ограничения продажи личного оружия и принятия соответствующего законодательства (Handgun Control, Inc.) учредили родители, чей сын был убит случайным выстрелом. «Матери против вождения в состоянии опьянения» – организация, принимающая в свои ряды родителей, чьи дети предпринимающая меры по искоренению вождения в состоянии опьянения и призывающая в свои ряды родителей, чьи дети погибли в автокатастрофах, вызванных употреблением водителями алкоголя. Анн Блейк, чья дочь Долорес умерла от СПИДа, решила бороться с завесой молчании, которая окружает смерти от СПИДа. Она говорит о своей утрате в группах и работает консультантом по тяжелым утратам в больнице Св. Винсента в Нью-Йорке. Это конструктивные способы справиться со страданием.

Оплакивание выкидыша

Каждая пятая беременность заканчивается выкидышем. Тем не менее наша культура необыкновенно бесцеремонна по отношению к таким утратам. Мы часто не отдаем себе отчета в том, что родители установили глубокую связь с нерожденным ребенком и нуждаются в оплакивании этой разорванной связи. Принятые у нас, исполненный благих намерений слова сочувствия умаляют значение этой связи. Мы говорим родителям, что очень сожалеем, а затем добавляем, что у них будут дети. Порой мы говорим, что выкидыш случился, несомненно, к добру, потому что у плода могли быть врожденные дефекты. Выкидыш часто вызывает ощущение краха и несостоятельности у обоих родителей, но особенно у матери, и если ей не позволено горевать, у нее могут возникнуть длительные осложнения, связанные с утратой.

Утрата сестры или брата

Когда я был подростком, моя семья поехала в деревню, где отец провел свое отрочество: мы хотели навестить родственников во время деревенского праздника. Наши родственники готовились к представлению, знаменующему начало торжества; костюмы и реквизит были разбросаны по всему дому. В какой-то момент, когда мы с сестрой шумно резвились, я поднял то, что считал бутафорским ружьем, и прицелился ей в голову. Хозяин дома пронзительно закричал, что ружье заряжено. В ужасе я бросил его.

За прошедшие годы память об этом эпизоде стерлась. В 1980-х годах моя сестра приезжала ко мне в Вирджинию. Тогда у нее нашли опухоль мозга и направили в больницу Университета Вирджинии. Незадолго до ее операции врачи рекомендовали мне массаж. Массажистка сказала, что мое правое предплечье и кисть находятся в напряжении, и начала интенсивно растирать их. Вспыхнуло воспоминание о моей правой руке, направляющей ружье в голову сестры; я представил разлетающиеся мозги, после чего меня пронзило чувство вины. Я уверен, что это чувство было вызвано тем, что мозг моей сестры снова оказался в опасности.

Сестра не умерла, тем не менее даже угроза ее утраты привела к тому, что я погрузился в переживание горя, и мои отношения с ее психическим двойником активизировались. Она несколько дней оставалась