Второго шанса не будет - Харлан Кобен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я был влюблен.
На рождественские каникулы мы поехали к бабушке Рейчел, старой кумушке, любительнице гадать по картам, ныне обитательнице дома для престарелых. Взяв нас за руки, старуха пробормотала что-то вроде «beshert», что на идиш означает «судьба».
Что же дальше?
Конец не отличается большой оригинальностью. Когда я учился на последнем курсе, Рейчел подумала, что неплохо провести семестр во Флоренции, и уехала. Мне было двадцать два. Я заскучал и переспал с какой-то девицей – своей сокурсницей. Это было мимолетное приключение, я не придал ему никакого значения. Впрочем, меня это не оправдывает. А может, и оправдывает. Не знаю.
Так или иначе, кто-то из участников вечеринки сказал кому-то еще, и, в конце концов, история дошла до Рейчел. Она позвонила из Италии и сказала, что между нами все кончено. Ее реакция показалась мне чрезмерной. Мы были молоды. Сначала я решил, что гордость (читай: глупость) не позволяет мне просить прощения, и только потом принялся бомбардировать ее звонками, письмами и цветами. Но Рейчел не отвечала. Все кончилось. Мы расстались.
Я поднялся и нетвердой походкой приблизился к письменному столу. Нащупав надежно припрятанный ключ, открыл нижний ящик и извлек из-под кипы бумаг тайное тайных. Нет, нет, не наркотики. Прошлое. Вещи Рейчел. Знакомая фотография. Я пристально вгляделся в нее. У Ленни с Черил такая же висит в спальне, что, разумеется, всегда бесило Монику. На фотографии изображены четверо – Ленни, Черил, Рейчел и я на выпускной церемонии в университете. На Рейчел черное платье с узкими бретельками. При воспоминании о том, как оно сидело на ней, меня до сих пор бросает в дрожь.
Когда это было?
Естественно, жизнь продолжалась. Как и задумано, я поступил в медицинскую академию. Я всегда знал, что буду врачом. Впрочем, это же самое вам скажет большинство людей моей профессии. Такой выбор чаще всего делаешь в ранние годы.
И женщин я не избегал (помните Зию?). Но – как ни сентиментально это прозвучит – не проходило дня, чтобы я не подумал, пусть бегло, о Рейчел. Да, понимаю, с романтикой у меня перебор. Не споткнись я тогда глупейшим образом, не жил бы в параллельном сказочном мире, а сидел бы на диване и прижимался к своей возлюбленной. Однажды Ленни сказал в минуту полной откровенности: «Если бы меня связывало с Рейчел действительно великое чувство, оно, несомненно, устояло бы и не на таких ухабах».
Вы думаете, я не любил свою жену? Ошибаетесь. По крайней мере, на мой взгляд. Моника была женщиной красивой – по-настоящему красивой, такая сбивает с ног сразу, без промедления, – страстной и неожиданной. А также богатой и блестящей. Я старался не проводить сравнений – иначе жизнь не в жизнь – и просто любить ее в том, пусть поменьше, пусть потусклее, но все же моем мире, который образовался после ухода Рейчел. Конечно, мир мог съежиться, померкнуть и при другом раскладе, но это логика, а в делах сердечных логика не срабатывает.
Из года в год Черил неохотно сообщала мне, как дела у Рейчел. Служба в правоохранительных органах, переезд в Вашингтон… Нельзя сказать, что меня это чрезмерно удивляло. А три года назад я узнал, что Рейчел вышла замуж за человека старше себя, высокопоставленного чина ФБР. (Даже сейчас – а ведь одиннадцать лет прошло с нашего разрыва – я чувствую, как при мысли о Рейчел у меня внутри все переворачивается.) Я глухо осознавал, в какой трясине завяз. Мне всегда казалось, что мы с Рейчел просто выжидаем благоприятный момент, живем словно в подвешенном состоянии и в конце концов опомнимся и воссоединимся. А она взяла и вышла замуж за другого.
Черил видела, какое впечатление на меня произвело известие о замужестве Рейчел, и с тех пор больше о ней не заговаривала.
Все еще глядя на фотографию, я услышал знакомое урчание «субару». Я не удивился. И к двери не подошел. Зачем? У Ленни есть свой ключ, да и не стучит он никогда. Я отложил фотографию и увидел Ленни. В руках у него были два огромных бумажных стакана.
– Шерри или колу?
– Шерри.
Ленни протянул стакан. Я выжидательно посмотрел на друга.
– Зия звонила Черил, – пояснил Ленни.
Я сразу понял, что к чему.
– Давай не будем об этом.
– Давай. – Ленни плюхнулся на диван и вытащил из кармана толстую пачку бумаг. – Это завещание и недостающие документы касательно состояния Моники. Прочитай, когда найдешь время. – Ленни принялся щелкать кнопками пульта дистанционного управления. – Порнушка найдется?
– Увы.
Ленни пожал плечами и удовлетворился трансляцией баскетбольного матча с университетского чемпионата. Я первым нарушил молчание:
– Почему ты не сказал мне, что Рейчел развелась?
Ленни, болезненно поморщась, поднял руку, словно останавливал поток машин.
– В чем дело? – осведомился я.
Ленни попытался уйти от разговора:
– Черт, аж небо онемело. Всегда делаю слишком большие глотки.
– Почему?
– По-моему, мы решили не говорить на эту тему.
Я молча смотрел на него.
– Все не так просто, Марк.
– Что именно?
– Рейчел несладко пришлось.
– Мне тоже.
Ленни прильнул к экрану с несколько преувеличенным вниманием.
– Что с ней случилось, Ленни?
– Не моего это ума дело. – Он покачал головой. – Сколько вы не виделись, лет пятнадцать?
На самом деле десять.
Одиннадцать.
– Около того.
Ленни обежал глазами комнату и остановился на фотографии Моники с Тарой на руках.
– Пора жить настоящим, дружище.
Мы откинулись на спинку дивана, сделав вид, что совершенно поглощены матчем. Перестать жить прошлым. Я посмотрел на фотографию Тары, соображая, только ли Рейчел имел в виду Ленни.
* * *
Эдгар Портсман поднял кожаный поводок, к концу которого был привязан колокольчик. Мастиф Бруно немедленно примчался на звук. Шесть лет назад он выиграл соревнования в своей категории на собачьей выставке в Вестминстере. По мнению многих, у Бруно все данные, чтобы стать абсолютным чемпионом. Но Эдгар больше не выставляет Бруно. Выставочная собака почти не бывает дома. А Эдгару нужно, чтобы Бруно всегда был под рукой.
Люди разочаровывали Эдгара. В отличие от собаки.
Бруно высунул язык и завилял хвостом. Эдгар прицепил поводок к ошейнику. Гулять предстояло целый час. Эдгар осмотрел письменный стол. На гладко отполированной поверхности лежала картонная коробка, в точности походящая на ту, что он получил полтора года назад. Бруно заскулил. «Что это? – подумал Эдгар. – Рвется на прогулку или чувствует, что хозяину страшно. Может, и то и другое?»
Эдгар нуждался в свежем воздухе.
Прежняя коробка прошла все мыслимые и немыслимые экспертизы и ничего не показала. Вследствие этого Эдгар был более или менее уверен, что и сейчас олухи из полиции ничего не обнаружат. Восемнадцать месяцев назад Марк его не послушал. Эдгар надеялся, что ошибка не повторится.