Чудовище - Джудит Айвори

Ее решение. Ее собственный выбор. Не мамин, не папин – и не его.

– Нет, – твердо произнесла она. – Я не буду встречаться с тобой ни в бальном зале, ни в загончике, ни в других местах.

Луиза быстро опустила трубку на рычаг, боясь передумать.

Она оторвала цветок жасмина, бросив ветку на кровать (чем смутила покой кошки Мэри – оскорбленно мяукнув, та спрыгнула на пол). Луиза не обратила на нее внимания – казалось, все, что раньше ее интересовало, теперь перестало существовать. Она оставила перчатки, шаль и ридикюль на постели, вплела веточку жасмина в прическу и выбежала из каюты в темный коридор.

Шарль все еще сжимал в руке телефонную трубку, где только что звучал женский голос, к которому он уже успел привыкнуть, когда в дверь постучали. Он накинул на плечи халат. Должно быть, это официант, который приносил шампанское, а теперь зашел сообщить ему подробности о столкновении корабля с айсбергом. Удар был нешуточный – наверное, стряслось что-то серьезное.

Когда он распахнул дверь, то готов был благодарить этот злосчастный кусок льда. В коридоре царила темнота. Официанта тоже не было.

Слово «удивление» не совсем точно передает то, что испытал Шарль. Он прирос к полу, ошеломленный, потрясенный, не в силах двинуться с места. Стройное видение, пахнущее жасмином, проскользнуло мимо него в каюту.

Он обернулся, невольно прислонившись всем телом к двери и машинально прикрывая ее, в то время как Луиза Вандермеер или ее бестелесная оболочка спросила из темноты:

– Итак, как прикажешь к тебе обращаться? У тебя есть имя? Или я должна буду отныне называть тебя мой паша?

Я расскажу тебе, изнеженная фея,

Все прелести твои в своих мечтах лелея,

Что блеск твоих красот

Сливает детства цвет и молодости плод!

На круглой шее над пышными плечами

Ты вознесла главу; спокойными очами

Уверенно блестя,

Как величавое ты шествуешь дитя!

Как шеи блещущей красив изгиб картинный!

Под муаром он горит, блестя как шкап старинный;

Грудь каждая, как щит,

Вдруг вспыхнув, молнии снопами источит.

Щиты дразнящие, где будят в нас желанья

Две точки розовых, где льют благоуханья

Волшебные цветы,

Где все сердца пленят безумные мечты!

Твои колени льнут к изгибам одеяний,

Сжигая грудь огнем мучительных желаний;

Так две колдуньи яд

В сосуды черные размеренно струят.[4]

Шарль Бодлер «Прекрасный корабль», «Цветы зла»

Все электрические лампочки в каюте Шарля погасли в момент столкновения. Гостиную и спальню освещала луна. Но ее скудный свет с трудом пробивался сквозь завесу грозовых облаков, пелену дождя и плотно задернутые портьеры (отопление тоже отключили, и надо было как-то сохранять тепло). Внутренние же комнаты – столовая, кабинет, мраморная ванная и туалет – были погружены во мрак. Шарль почти час обшаривал перед этим каюту в поисках керосиновой лампы или свечек и обнаружил, что ни в шкафу, ни в буфете нет ничего подходящего. Даже спичек. Сигнальные огни корабля тоже погасли – он не видел их отсветов за окном. «Конкордия» неслась по волнам вслепую. Впрочем, она ослепла лишь наполовину, поскольку на корме свет все еще был. Корабль слегка накренился – Шарль чувствовал, что пол под ним наклонился на один-два градуса. Забавно. Огромный лайнер, которому все они вверили свою судьбу, сейчас чем-то напоминал самого Шарля – полуслепого и хромого.

И вот перед ним в темноте стоит Луиза Вандермеер. Позади нее, за окном, бушует океан, хлещет дождь. Она хочет узнать его имя – более того, она ожидает, что это будет арабское имя. Шарль лихорадочно пытался вспомнить хоть одно более или менее подходящее.

– Рафи, – наконец нашелся он. Так звали его знакомого из Туниса.

– Просто Рафи и все?

Шарль нахмурился и скрестил руки на груди. Арабские имена должны быть длинными и витиеватыми – у его друга имя было бесконечно длинное. Он добавил:

– Хамид – то же, что Мухаммед. «Будь у тебя и сто сыновей, дай им всем имя Мухаммеда». Абд-аль-Рахман. – Звучит вполне правдоподобно, пока выговоришь – язык сломаешь. Остается только надеяться, что Луизе это так же не важно, как и ему.

– Это твое настоящее имя? – спросила она.

– Нет.

Следующая ее реплика свела к нулю все его усилия.

– Ну, тогда я буду звать тебя Шарль.

Он чуть не поперхнулся от неожиданности.

– П-прости, как ты сказала?

– Это такое же имя, как и всякое другое. Оно позволит мне избежать двусмысленных моментов, после того как я выйду замуж.

Шарль прислонился к двери, потеряв дар речи и молча наблюдая, как ее гибкий светлый силуэт проплыл на фоне портьер, занавешивавших террасу. Девушку окутывал аромат присланного им жасмина – пряный, изысканный. Жасминовое видение прошло в гостиную.

Луиза опустилась в кресло перед потухшим камином и промолвила:

– Итак, Шарль, чем же мы займемся сегодня вечером?

Больше всего на свете ему хотелось сейчас хорошенько выдрать ее и вышвырнуть из каюты. Что она себе позволяет? Проникла в каюту к мужчине. (Интересно, как часто она совершает такие прогулки? Может, она всех своих возлюбленных называет Шарлями?) Конечно, он сам собирался завлечь ее в западню. Но ведь получилось это как-то уж слишком легко. Подозрительно легко.

Шарль молчал, и Луиза снова окликнула его:

– Ты сердишься, что я пришла?

– Да, немного. Как ты меня нашла?

– Через телефонистку.

Он поморщился, вспомнив резкий голос девушки-оператора, так неохотно отвечавшей на его вопросы. Женская солидарность, ничего не поделаешь.

– Но ты не смогла бы проникнуть на эту палубу без ключа.

– А я воспользовалась служебным выходом в бальном зале, затем боковым трапом, с которого, если я не ошибаюсь, ты подсматривал за мной и лейтенантом Джонстоном.

Ну, не совсем так, но почти верно. Хорошо же: они с ней, по-видимому, квиты.

Луиза положила ногу на ногу – в темноте послышалось шуршание атласных юбок: она покачивала ногой. Неужели она волнуется?

– Итак, – продолжала Луиза, – я пришла и желаю получить ответ на вопрос: чего ты от меня хочешь? – Шарль молчал, и она добавила: – Я прошла почти через весь корабль и отыскала твое убежище – можно сказать, логово. Следовательно, ты можешь не бояться.