Волшебство обмана - Юлия Васильева

— Ну же, решайтесь! — поторопил родителей больной малютки Весень. — Зачем за мной посылали?

Женщина выхватила у целителя дочку и прижала к себе, как драгоценность, но муж властно разжал ее руки и передал ребенка обратно.

Надо было видеть лица парней, когда мы вышли из дома со свертком, в котором был младенец. Я бы пошутила, что Весень взял работу на дом, но не была уверена, что здесь, на Севере, поймут мою шутку.

— Это что? — поднял соломенные брови Лель.

— Кажется, кто-то стал кормящим отцом, — рассмеялся Ратко. И тут юмор не поняла уже я. Наверно, по моему лицу это было заметно, потому что богатырь с гордостью похлопал целителя по костлявому плечу и объяснил: — Он со своими пациентами делится жизненной силой, потому такой бледный и тощий.

— Вот теперь точно в трактир! — не терпящим возражений тоном заявил Лель. — Тебе надо восстановить силы, а нам выпить и успокоиться. Перелом на Ольховой улице подождет до завтра — никуда не убежит.

— Это бедный район? — решила задать я вопрос, хотя никаких признаков бедности у жителей не заметила, но уж больно неухоженной выглядела часть города, где мы незапланированно посетили уже два двора.

Троица переглянулась.

— В городе, конечно, есть бедняки, — ответил за всех Ратко, — но на целую слободку их не наберется.

— Тогда почему эта улица выглядит так, будто здесь была чума?

Весень три раза плюнул через плечо и гневно посмотрел на меня, чтобы больше не каркала.

Ратко пожал плечами.

— Ну давай спросим, — кивнул он на мужичка, пытавшегося вернуть в петли покосившийся ставень. Богатырь подошел к трудяге, подхватил ставень одной рукой снизу, второй сбоку и с первой попытки поставил на место.

— Спасибо, подсобил, добрый человек!

— Да не за что, — расплылся в дружелюбной улыбке Ратко. — Ты лучше скажи, что такое с вашей улицей стало? Что за беда?

— Да леший его знает! — Горожанин, совсем как Весень минуту назад, три раза сплюнул через плечо и сделал какой-то охранный знак. — Сыпется все, будто сглазил кто-то. Я этот ставень уже третий раз поправляю. Краска на крыльце облезать стала, а красили летом. Плетень вот вдруг покосился. Оно, конечно, может, краску мне на базаре негодную продали и на плетень снегу навалило. Да только если бы у одного меня такое происходило, а то вся улица, почитай, разваливается. Ей-богу, старостиха с соседнего проулка порчу навела.

— А почему она?

— Да ходит тут, бродит, языком мелет. А баба-то злая, и глаз у нее недобрый.

Я пожала плечами. Если бы от каждой злой бабы начинали разваливаться дома, скоро бы ни города, ни деревеньки на земле не осталось. Доброта в число и моих-то достоинств никогда не входила.

— А вы кто такие будете? — вдруг очнулся говорливый мужик и с подозрением посмотрел на Весеня, который укачивал на руках ребенка.

— В гости ходили, — туманно ответила я. А то тоже в колдуны запишет, и не отопрешься, ведь со мной их трое.

— Что за баба-то? — громко спросил Лель, не желая развивать щекотливую тему. — Где живет? Как выглядит?

Я едва удержалась, чтобы не зашикать на него — втянет нас в беду!

— А вам на што? — насупился мужик.

Я мысленно присоединилась к нему в этом вопросе. Зачем нам знать, где живет и как выглядит какая-то злая баба?

— Ты что, старый, не видишь? Это детки с Калиновой улицы. Сдать им змеищу, да и дело с концом! — На крыльцо высунулась хозяйка двора и стала с грохотом выставлять за порог пустые ведра.

Мужик оглядел нас из-под мохнатых бровей.

— Я на охоту на ведьм не подписывалась, — прошептала я так, чтобы слышала только неразлучная троица.

— А у нас ведьмы и не водятся, — попытался успокоить меня Ратко.

Ага, я и поверила. То-то тут все о ней так ласково отзываются, дай только шанс — веток в костер под пятки мигом подкинут.

— Да что ты тянешь! Вон за тем углом живет она, господа волшебники. Дом с коваными воротами, — подтвердила мою догадку женщина с крыльца. — Варварой зовут. Ей уж полвека минуло, а в последнее время ходит павой в бусах и расписном платке!

Интересно, что бы она сказала о некой баронессе Зоненштадтской, которой минуло семьдесят и которая при этом не подумала отказаться от жемчуга и бриллиантов? Я посмотрела на женщину, мягко говоря, неодобрительно.

Неразлучная троица, не сговариваясь, развернулась в указанном направлении.

— Вы серьезно? — едва поспевала я. — Прямо вот совсем серьезно?

Почему-то было смешно и в то же время досадно. Парни поверили одной злоязычной бабе, которая клеветала на другую такую же, и теперь мы дружной толпой идем в неизвестном направлении.

Поневоле задумаешься о сглазе и колдовстве, когда на две ближайшие улицы и переулок всего один дом в приличном состоянии. Жилище старосты стояло как новенькое, будто только что срубленное, обтесанное и покрашенное. Забор дощечка к дощечке, тогда как соседний напоминал зубы во рту старика.

— Что мы здесь делаем? — продолжала канючить я. — Да еще младенца с собой притащили.

Хотя как раз ребенок за пазухой у Весеня вовсе не возражал против долгой прогулки, наоборот, мирно спал, только иногда слегка покряхтывая, когда волшебник перехватывал его поудобнее.

— Здесь пахнет волшебством, ты же сама внимание обратила, — сказал Ратко, без тени смущения колотя по основательным воротам старосты.

Пока он колотил, за нашими спинами что-то протяжно заскрипело. Мы обернулись вовремя, чтобы увидеть, как за два дома от нас поперек проулка рухнуло дерево, под которым мы прошли буквально пару минут назад.

Ратко выругался и удвоил свой натиск.

— Эй, хозяева! Открывайте, поговорить надо!

Я же, не веря своим глазам, продолжала смотреть на улицу. Либо мы все сходим с ума, либо упавшее дерево действительно становится все трухлявее, заборы по обеим сторонам проулка накреняются все больше, усеивая сугробы мелкими чешуйками облетающей краски.

— С кем говорить-то? Вы кто такие будете? — раздался требовательный голос с высокого крыльца.

Мы отступили на шаг и задрали головы, чтобы получше рассмотреть, кто говорит. На крыльце стояла крепкая баба в накинутом на плечи полушубке и синем платке. На шее у старостихи, как и говорила ее завистница, красовались ярко-красные крупные бусы — словно вишни, нанизанные на нитку. Тетка была дородная, сбитая и никак не старше сорока лет.

— Волшебники мы, тетушка, с Калиновой улицы. Дозволь во двор войти!

— С чего это? — резонно возразила тетка. — Я вас не звала.

— У вас на дворе опасный волшебный амулет. Хотим найти, пока от него людям худа не вышло.