Culture. The story of us - Martin Puchner

отобрать власть у военного сословия и местных силовиков, гарантируя, что путь к прибыльным государственным должностям будет проложен только образовательными изысками, а не грубой военной силой. В результате была создана первая государственная система, основанная на образовательной меритократии - меритократии, основанной на литературе.

Тексты, лежащие в основе экзамена, так называемая конфуцианская классика, были родом из далекого прошлого и воспевали это прошлое как идеал: книга стихов, написанная во времена ранней династии Чжоу, за тысячу лет до нашей эры; книга речей и документов, приписываемых правителям ранней Чжоу; книги обрядов, подробно описывающие придворные церемонии и протоколы, а также формы социального поведения; так называемая "Книга перемен", или "И цзин", содержащая систему гадания; и исторические записи о государстве Лу.

Конфуцианские классики создали культуру, основанную на поклонении прошлому. Их называли конфуцианской классикой, потому что Конфуций, мудрец, живший в пятом веке до нашей эры, восхищался ими и впоследствии считался их редактором (его родиной было государство Лу, что усиливало его связь с историческими записями этого государства). Формально это не совсем так, поскольку Конфуций ничего не писал, а передавал свои учения ученикам устно (подобно Будде, Иисусу и Сократу). Но он привил своим последователям глубокое благоговение перед прошлым, особенно перед ранней династией Чжоу, о которой так ярко рассказывается в этих текстах. Ранняя Чжоу, по мнению Конфуция, была периодом порядка и гармонии, ярким примером хорошо управляемого государства, что очень контрастировало со временем самого Конфуция, в котором соперничающие государства находились в затяжной фазе борьбы. Для Конфуция прошлое было идеалом, рожденным из отвращения к настоящему.

Трудно оценить, насколько революционным было такое отношение к прошлому. Мы очень привыкли к мысли, что в прошлом все было лучше, что какой-то золотой век уступил место нашему падшему веку, как, например, Эдем в еврейской Библии. Конфуций поступил иначе: он выделил отдельный исторический период, от которого якобы сохранились некоторые записи и другие остатки, в качестве идеала. Это было радикально. Конфуций был одним из тех, кто, подобно Платону на другом континенте и более ста лет спустя, смотрел в прошлое, чтобы найти недостатки в настоящем.

Идея была поразительно мощной. Учение Конфуция распространилось и было записано после его смерти; его объединили с книгами древних текстов. Получившийся в результате этого процесса канон был поставлен в центр экзаменационной системы, которая ориентировала всю культуру на прошлое, прививая ей чувство традиции и преемственности.

Для Сюаньцзана, с ранних лет изучавшего конфуцианскую классику, поклонение этому древнему канону текстов было связано с необычайным расцветом культуры в настоящем. Недавно была основана новая династия императоров , династия Тан (618-907), которая объединила страну. Их столица, Сиань, стала одним из крупнейших и наиболее развитых городов мира. Появился новый тип поэзии, который последующие поколения признают высшей точкой китайской литературы. В то время как Рим пал, Китай был воссоединен и пережил золотой век, который по богатству и культурному производству намного превзошел династию Чжоу, которой так восхищались конфуцианские классики.

Но Сюаньцзан не был удовлетворен ни конфуцианской классикой, ни новой эпохой письма, формировавшейся в столице, куда он переехал. Через своего брата он познакомился с другим направлением мысли, которое в конечном итоге привело его в Индию: Буддизм.

Буддизм был завезен в Китай бессистемно по тому же маршруту, который позднее проделает Сюаньцзан, через Гиндукуш и Афганистан. В то время такой тип культурного импорта был необычным. Вскоре это будет происходить все чаще, поскольку христианство было принято Римской империей, а ислам - большей частью Ближнего Востока и Северной Африки. Но в века, предшествовавшие Общей эре, мобильность религиозных убеждений была редкостью. Лишь немногие религии стремились завоевать новообращенных из других культур. Буддизм был одной из первых таких новых прозелитических религий, что рано понял царь Ашока, когда пытался экспортировать буддизм в дальние страны.

Самым важным новшеством, которое буддизм принес в Китай во втором веке нашей эры, вероятно, было не его учение о дхарме, перерождении и нирване, а институт, в котором это учение применялось на практике: монашеская община. Сбросить все имущество, дать обет бедности и безбрачия, обрить голову и жить на милостыню других: такой образ жизни был неизвестен в Китае (так же, как он был новым для Индии, где существовали отдельные аскеты, живущие в бедности, но не было монашеской общины поклоняющихся, пока не появились общины буддистов через столетия после смерти Будды). Первоначально существовала сильная оппозиция этому новому образу жизни, который шел вразрез с самыми важными конфуцианскими пред цептами. В то время как конфуцианство было ориентировано на государственную службу, буддизм выступал за уход от мира. Если конфуцианство проповедовало политическую стабильность, то буддизм рассматривал мирские устои как неизбежно мимолетные и нестабильные. Если конфуцианство требовало почитания родителей, то буддизм просил новообращенных оставить свои семьи и стать безбрачными. Несмотря на расхождения между буддизмом и конфуцианством, буддийские общины искателей сформировались по всему Китаю и стали частью китайской культуры, даже привлекая адептов из устоявшегося класса литераторов, наиболее укоренившегося в конфуцианском обучении. Возможно, именно радикальное различие между буддизмом и конфуцианством заставило литераторов, таких как брат Сюаньцзана, принять этот новый образ жизни.

Буддисты охотно распространяли свое учение и образ жизни, поэтому брат Сюаньцзана познакомил Сюаньцзана с буддизмом. В возрасте двадцати лет Сюаньцзан был посвящен в сан, обрил голову, дал обет безбрачия и стал уделять много времени изучению буддийских текстов. Он также изучил санскрит, один из языков, на котором некоторые беседы Будды были записаны после многих поколений устной передачи. Освоив конфуцианскую классику, Сюаньцзан теперь осваивал классику буддизма. Он провел семь лет в качестве буддийского монаха, посвятив свою жизнь практике медитации, отречения и декламации, которые определяли, что значит быть членом этой набожной общины.

Затем ему стало неспокойно. Посвятив свое время следованию наставлениям Будды, он направил свой ум на запад, на родину этого человека, достигшего просветления. Буддийские тексты, которые изучал Сюаньцзан, вращались вокруг мест, связанных с Буддой: где он родился; где он достиг просветления, сидя под деревом бодхи; где он проповедовал определенные сутры. Правда, буддизм был портативной системой мышления, которую можно было практиковать где угодно, особенно в местах, где сформировались общины буддистов. Но существовала особая таинственность, связанная с изначальными местами этой религии, ландшафтом, который был запечатлен в ее священных писаниях. Сюаньцзан начал испытывать желание самому побывать в этих местах. В этот момент в его планы не входило обязательно привезти оттуда сокровища, нагруженные слонами, или вообще вернуться домой. По его собственным словам, он хотел найти "священные следы". С жизнью Будды в Индии произошло необыкновенное событие. Сюаньцзан хотел стать свидетелем