Нарисованные шрамы - Нева Олтедж

Я смеюсь и качаю головой над ее идеей.

— Ты опасная женщина, malysh.

— Что это значит?

— Malysh? Это ласкательное слово. Это значит маленькая.

Она наклоняет голову в сторону, и уголки ее губ изгибаются вверх в небольшой ухмылке.

— Ну, как я уже говорила, большинство людей маленькие по сравнению с тобой, Роман.

Приходит официант, чтобы наполнить наши напитки. Когда Нина берет свой бокал, я замечаю, что ее обручальное кольцо довольно свободно, протягиваю руку, беру ее руку в свою и осматриваю кольцо.

— Надо бы поменять размер.

— Не волнуйся. Обручальное кольцо на месте. Кстати, оно прочное. На днях я пролила немного краски на руку и мне пришлось оттирать его, но оно даже не поцарапалось.

— Поцарапать бриллиант довольно сложно.

Нина смотрит на меня, моргает, потом опускает взгляд на кольцо, как будто оно собирается ее укусить.

— Оно настоящее?

— Конечно, настоящее.

— Черт! — Она сжимает руку и недоверчиво смотрит на двухкаратный бриллиант огранки «принцесса». Ее рот открывается и закрывается без слов. Затем она прикрывает кольцо другой рукой и наклоняется ко мне. — Могу я поменять его на другое, со стеклом?

— Нет.

— Пожалуйста?

— Ты не будешь носить кольцо со стеклом. И точка.

Она сморщила нос и пробормотала что-то похожее на «сыграть адвоката дьявола», но я, наверное, ослышался, потому что это не имеет никакого смысла.

— Пойдем домой, — говорю я и неохотно отпускаю ее руку. — Мы можем посмотреть кино.

— Разве тебе не нужно работать?

— На сегодня я закончил. А ты?

— Мой сутенер меня убьет. Я уже отстаю, но кино звучит неплохо.

После того как мы вернулись, я быстро принимаю душ, переодеваюсь в леггинсы и футболку большого размера и отправляюсь на кухню готовить попкорн. Роман, видимо, любит апельсиновый сок, он пьет его литрами, поэтому я выжимаю для него несколько апельсинов и несу их в гостиную.

Он уже там, сидит, облокотившись руками на спинку дивана, правая нога вытянута перед собой на столе.

— Ты странно выглядишь в повседневной одежде. — Я ставлю миску и сок на стол и киваю в сторону его спортивных штанов и футболки.

— Да? И как же?

— Не знаю. Менее по-пахански, наверное. — Я пожимаю плечами и опускаюсь на диван рядом с ним: — Что мы будем смотреть?

— Мне все равно. Подвинься.

Я отодвигаюсь в угол, а Роман ложится на диван, кладет голову мне на колени и закрывает глаза.

— У тебя болит нога?

— Да, — говорит он, но в его ответе чувствуется небольшая задержка.

— Ты меня обманываешь?

— Нет. — Он качает головой. Его глаза все еще закрыты, но уголки рта слегка приподнимаются.

— О да, обманываешь. —Я слегка наклоняюсь. — Ты просто хочешь, чтобы я тебя погладила.

Он открывает глаза и тянется вверх, чтобы заправить одну из прядей, выбившихся из моего хвоста, за ухо.

— Да, — говорит он и снова закрывает глаза.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь сдержать учащенное сердцебиение, а затем зарываюсь пальцами в его волосы. Мы так и лежим — он на моих коленях, а я глажу его — перед выключенным телевизором, пока тишину не нарушает звонок телефона где-то в комнате Романа.

— Черт, — простонал Роман и сел.

— Я принесу. — Я встаю и спешу в его комнату.

Когда я возвращаюсь, Роман смотрит на меня со странной пристальностью, но я отмахиваюсь от него, считая это одним из многих странных взглядов, которые он бросает на меня в последнее время, и подаю ему телефон. Он тянется за ним, но вместо того, чтобы взять его, притягивает меня к себе. Телефон все еще звонит, но он не отпускает меня, притягивая между своих ног. Другой рукой, большим палец ласкает мою щеку.

— Роман? — спрашиваю я тоненьким голосом, — Что ты делаешь?

— Отвечаю на звонок.

— Он перестал звонить.

— Я знаю. — Его рука скользит по моему предплечью и выхватывает телефон из моих пальцев.

— Роман?

— Да, malysh? — Он отбрасывает телефон в сторону, и тот скользит по полированному полу до самой книжной полки.

Мое дыхание учащается, когда я обвиваю его шею, а затем наклоняюсь к нему так, что наши губы оказываются в миллиметрах друг от друга. Он не отводит взгляд от моих глаз, и то, как он смотрит на меня, делает что-то странное со мной.

— Ты хочешь поцеловать меня, Роман? — шепчу я ему в губы.

— Возможно, — говорит он.

— Вокруг нет никого, кто мог бы нас увидеть.

— Именно, — шепчет он и прикасается своими губами к моим.

Сначала он делает это медленно, словно пробуя меня на вкус, но потом его руки смыкаются вокруг моей спины, и он откидывается на подушки, увлекая меня за собой. То, как этот мужчина целуется, должно быть признано опасным для психического здоровья и запрещено. Такое ощущение, что ураган сметает меня с ног, расшатывая и тело, и разум. Я тянусь рукой вниз, захватываю в кулак его футболку и начинаю задирать ее вверх. Роман разрывает поцелуй и снимает свою футболку в то же время, когда я роняю свою на пол. Пока он снимает свое трико, я расстегиваю лифчик, избавляюсь от леггинсов и трусов, а затем забираюсь к нему на колени. Он кладет руку на мою шею, и он снова прижимается своим ртом к моему.

Я не могу перестать трогать его, его грудь, его лицо, его член, который уже полностью эрегирован. Роман скользит рукой между нашими телами, и я чувствую, как его пальцы начинают дразнить мой клитор.

— Такая мокрая, — шепчет он мне на ухо и вводит в меня один палец.

Я почти кончаю на его руку, и, возможно, так бы и случилось, если бы он не убрал палец, заставив меня зарычать от разочарования. Но дело не в его пальце. Дело в нем. Роман Петров, человек, который станет моей погибелью. Назовите это предчувствием или инстинктом — неважно. Я знаю, что он уничтожит меня, потому что один взгляд Романа заводит меня сильнее, чем любой другой мужчина до него.

— Если ты сейчас же не войдешь в меня, — я хватаю его за