Русский вор - Евгений Сухов

— Я… Я… не знаю, о чем вы говорите, господин полицейский, — нашелся Себастьян. — Произошло какое-то недоразумение…

— Это недоразумение, господин Клаузен, может стоить вам головы. И мне очень жаль вас. Вы должны помочь себе. Как объяснить тот факт, что в вашей сумке мы обнаружили почти тысячу фальшивых монет? Или вы будете говорить, что вам дали их на сдачу, когда вы покупали коробок спичек? Ха-ха! Вы остроумный человек. Я допускаю, что таких фальшивых монет может быть одна или две, сейчас их полно по всей Германии. Они даже у меня имеются. Хотите взглянуть? — Вытащив из кармана серебряную марку, он продолжил: — Вот, полюбуйтесь! Хороша? Тоже дали на сдачу. Но ваши монеты изготавливались в промышленном масштабе. Кроме того, последние несколько дней мы вели за вами надзор. Хотите послушать?.. — Себастьян отвернулся. — Каждый день вы выходили из дома ровно в восемь часов утра и на извозчике добирались до вокзальной площади, а там раздавали фальшивые монеты по лавкам. Мы провели в вашем доме обыск, сундук с монетами тоже нашли. Даже если вы больше ничего не скажете, дело уже можно передавать в суд, а дальше сами знаете, что вас ждет — Госпожа Гильотина!.. Знаете, я предлагаю вам сделку. Вы мне рассказываете все, что знаете, а я даю вам слово, — начальник полиции приложил руку к груди, — что спасу вас от смертной казни.

— Хорошо, — прохрипев, отвечал Клаузен. — Я согласен.

— Вот и прекрасно, — воодушевился Гельмут, — а то, я смотрю, вы совсем приуныли. А сейчас к вам даже румянец вернулся… Рассказывайте!

Подробно, стараясь не опускать даже малейшей детали, Себастьян принялся рассказывать о том, как познакомился с фальшивомонетчиком, и о том, как ему удалось выследить его жилище.

Стараясь соблюдать хладнокровие, начальник полиции поднес трубку ко рту. Однако она предательски дрогнула, и костяной мундштук стукнулся о зуб. Вытащив из папки рисунок, Вольф показал его Себастьяну.

— Это не он?

Внимательно всмотревшись в рисунок, Клаузен отвечал:

— Нет… Этот молодой, тот был постарше.

— Понятно, — Гельмут уложил на место рисунок. — На какой улице он проживает?

— Фридрихштрассе, четырнадцать, — уныло просипел арестованный.

— Поедете с нами. Дежурный! — громко крикнул начальник полиции.

В кабинет вошел высокий широкоплечий блондин с голубыми, будто бы кусочки неба, глазами.

— Пусть готовят экипаж, срочно выезжаем на Фридрихштрассе!

— А что делать с арестованным?

— Он поедет с нами! Только не забудьте нацепить на него наручники, а то не люблю я все эти фокусы…

В огромной картонной коробке, укрытой пестрой материей, лежали казначейские билеты более чем на два миллиона марок. Не всякий день приходится зарабатывать по шестьсот тысяч марок на каждого. К сумме уже успели привыкнуть, и она не будоражила воображение, как в первые минуты, а воспринималась чем-то обыкновенным — например, как стол, за которым происходил разговор, или как комод, стоявший у стены. Но тем не менее деньги были настолько огромными, что на них можно было прожить лет триста, ни в чем себе не отказывая.

После совершенной аферы полиция Рейха ищет злоумышленников по всей стране, а потому самое благоразумное в их положении — затаиться на время в квартире и, попивая марочное вино, посматривать через окно за потугами полицейских. На столе уже скопилась целая кипа газет, однако читать их было лень.

Элиз, кокетливо моргая ресницами, прихорашивалась перед зеркалом, что, по мнению Варнаховского, было совершенно излишне. Девушка и так была чрезвычайно хороша!

Во вчерашней газете она прочитала заметку о том, что великий князь Николай Константинович, сосланный царем в Ташкент за кражу иконы, неожиданно сошелся с молодой казачкой, и после этого была невероятно грустна целый вечер. Наверняка на Элиз накатили воспоминания о том времени, когда великий князь дарил ей целые дворцы. Неожиданно Леонид поймал себя на ревности. Эта девушка была ему не безразлична, и болезненно было думать о том, что в сравнении с великим князем он безнадежно проигрывал.

Собственно, кто он такой? Обыкновенный дворянин, каких на Руси тысячи, да к тому же с авантюрными наклонностями, и, конечно же, ему невозможно тягаться с князьями царствующей фамилии. Для Варнаховского до сих пор оставалось большой загадкой, почему в соперничестве с великим князем она предпочла именно его. Иначе как причудами женского характера такой выбор не назовешь.

— А где ты нашел этих полицейских? — спросила Элиз.

Варнаховский довольно улыбнулся.

— Не поверишь, из театра! Предложил им сыграть легавых за пятьсот марок на каждого, и они с восторгом согласились. Причем сыграли на славу!

— Да, весьма правдоподобно. А ты не думаешь, что они могут нас выдать?

— Каким образом? — пожал плечами Леонид. — Ведь они не знают ни моего имени, ни того, где я живу. Вообще обо мне ничего не знают! Они восприняли происходящее как интересный спектакль. Я даже не уверен, ведают ли они, что произошло в действительности?

Взяв газету, лежавшую сверху, Варнаховский развернул ее и тотчас увидел на первой странице изображение монет, где стре́лками указывались места, по которым можно было бы отличить настоящую от фальшивой. Разобраться в этих нехитрых схемах был способен любой простофиля.

А вот это уже горячо!

Дальше в газете пытались обратить внимание на две отличительные особенности, на первый взгляд совершенно неуловимые: количество рисок на ободке монеты и неровный клюв орла, воспринимаемый за обыкновенную затертость. Пикантность ситуации заключалась в том, что монеты с таким дефектом Христофоров передал два дня назад сбытчикам, наказав им отдать их в лавки только через неделю. Из этого следует только одно: сбытчики находятся в руках полиции и сейчас дают показания против Христофорова. И задержание Валерия Михеевича всего лишь вопрос времени. Мастера следовало немедленно предупредить.

Варнаховского бросило в пот. Полицейские буквально наступали на его пятки. Он невольно обернулся на прихожую, словно ожидал громкого стука в дверь. Потом, поднявшись, надел сюртук, снял с крючка цилиндр и открыл дверь.

— Ты куда? — удивленно спросила Элиз.

Вечером они намеревались сходить в Имперский оперный театр. Обычно приготовления начинались часа за четыре до начала спектакля, и Элиз пребывала в приятном возбуждении. Подступало время, когда следовало подобрать подобающее платье и шляпку, и порой в этом важном процессе Варнаховский принимал живейшее участие.

— Я ненадолго, — не вдаваясь в подробности, отвечал Леонид. Прихватив тонкую трость, стоявшую в самом углу прихожей, вышел за дверь и сказал уже из-за порога: — Попробуй как-нибудь справиться без меня.

* * *

Взмахнув тростью, Варнаховский остановил тяжелую карету, запряженную парой белых жеребцов. Извозчик в черном высоком цилиндре и такого же цвета длинном сюртуке угодливо наклонился к бывшему лейб-гусару, с готовностью спросил: