Мужчина моей мечты - Куртис Ситтенфилд

Фиг закатывает глаза. (Интересно, у Генри тоже сложилось такое впечатление, что они — родители, а Фиг — их дочь, причем не шестилетняя девочка с косичками, а агрессивный подросток?)

— Самим вам надо в больницу, — огрызается Фиг. — Десятый раз повторяю, поехали отсюда.

Наконец Генри поворачивается к рулю, но Анна замечает, что он продолжает внимательно смотреть на Фиг в зеркало заднего вида. Когда он сдает назад, выезжая на дорогу, Анна успокаивается: теперь уже понятно, что Марк Харрис не выйдет, а Генри не попытается войти в дом.

— Ах да, — раздается с заднего сиденья, — спасибо, что заехали за мной.

Голос Фиг звучит вполне нормально. Если бы Анна не видела ран на ее лице, она бы подумала, что ее двоюродная сестра просто разговаривает с набитым ртом.

— Фиг, почему ты ничего не сказала мне? — спрашивает Анна. — Я ведь даже не догадывалась.

Генри качает головой.

— Этот парень просто псих.

— Знаете что? — распаляется Фиг. — Марк сейчас выглядит намного хуже, чем я, уж вы мне поверьте.

Генри бросает на нее быстрый взгляд через плечо.

— И ты этим гордишься?

В голосе Фиг действительно проскальзывают нотки злорадства.

— Если ты вдруг решил, что тебе надо вступиться за мою честь, то не стоит, — насмешливо произносит она. — Я сама могу за себя постоять.

— Не сомневаюсь, — бросает Генри.

— Знаешь еще что, Генри? — добавляет Фиг. — Иногда мне хочется послать тебя подальше.

В наступившей тишине до Анны вдруг доходит, что диск с песнями Брюса Спрингстина играет все время с тех пор, как они с Генри выехали из Бостона. Альбом, наверное, уже раз десять прокрутился от начала до конца. Через несколько минут, когда они ехали по главной улице, Генри делает поворот направо и подъезжает к автозаправке.

— О, это хорошая идея, — говорит Анна. — Фиг, давай мы тебе пластырь наклеим.

Позже, вспоминая именно эти слова, Анна будет думать, какая же она дура. Частично причина кроется в том, что она понимает ситуацию буквально. Фиг и Генри ругаются, и это, как считает Анна, означает, что они раздражены. Она действительно думает, что если они все вместе выпьют воды, успокоятся, то поездка обратно в Бостон станет намного приятнее. Генри подвезет Фиг до общежития, Анна выйдет из машины, обнимет ее на прощание, потом снова сядет на переднее сиденье, и они с Генри поедут ужинать. Пройдет какое-то время, он попросит ее руки, и они станут жить вместе. Да-а-а, наверное, она самая наивная двадцатилетняя девушка в мире!

Выключив зажигание, Генри обращается к Фиг:

— Я хочу с тобой поговорить.

— А я пока машину заправлю, — говорит Анна.

Фиг и Генри отходят в сторону, а она вставляет сопло шланга в бензобак. Сейчас приятная ночь, дует прохладный весенний ветерок, небо над горизонтом начинает багроветь. Скорее всего, профессор на самом деле сволочь, но Фиг, кажется, более-менее в норме. Поэтому, может быть, сегодня все-таки не такой уж плохой день? Просто отличный день!

Но Генри и Фиг не возвращаются что-то очень долго. Непонятно, куда они могли запропаститься, но их все нет и нет. Расплачиваясь за бензин, Анна не видит их и среди полок с чипсами и бутылками антифриза. Когда Генри въезжал на заправку, Анна немного иначе представляла себе ближайшие несколько минут: в женском туалете, стоя у раковины, она будет промокать влажным полотенцем рану на лице сестры (прямо как Флоренс Найтингейл[9]), а Генри будет нервно прохаживаться в ожидании (Или накачивать шины? В общем, заниматься тем, чем обычно занимаются мужчины, пока женщины заняты.) Но в женском туалете никого не было. Никто не выходит и из мужского. Анна уже догадывается, в чем дело, но пока только подсознательно. Купив бутылку воды, она выходит на улицу.

— Фиг? — зовет она, но тут же понимает, что это выглядит смешно. Она идет за угол небольшого здания заправки и мгновенно понимает, что не стоило далеко ходить, чтобы найти их: Фиг замерла, прислонившись спиной к стене, а Генри опустился перед ней на колени и, обняв руками за талию, уткнулся лицом в ее голый живот. Она гладит его по голове. Они полностью одеты, только свитер Фиг задран (спасибо и на этом). То, что видит Анна, скорее удивляет (они все-таки обнимаются не так нежно, как если бы перед этим занимались бурным сексом), чем шокирует ее. Нельзя сказать, что в эту минуту она чувствует себя потрясенной. В будущем, когда у нее уже будет свой парень, она поймет, почему тогда между Генри и Фиг все закончилось именно так. Их недавний разрыв, рана Фиг, невыносимо прекрасный весенний вечер. Разве могли они в такой ситуации сохранить дистанцию? Кроме того, если у тебя есть пара (несмотря на то что вы в ссоре), воссоединение нельзя считать законченным и официально объявленным, пока вы не обнялись. Даже когда ты просто встречаешься с кем-то в ресторане, чтобы вместе поужинать, и вы не обнялись и не поцеловались, думает Анна, это говорит о том, что в твоих отношениях с этим человеком что-то не в порядке. Короче говоря, Генри и Фиг просто исполняют свои роли. Они не хотят обидеть ее. По крайней мере, это не является их целью.

Мысли беспорядочно роятся в голове Анны, пока Фиг не поворачивает голову в ее сторону и едва заметно, не раскрывая рта, улыбается. В ту же секунду Анна ретируется.

Сложив руки на груди, она прислоняется к машине и задумывается. В мозгу рождается план действий. Рано или поздно она обязательно поцелуется хотя бы с одним парнем, а еще лучше — с несколькими. Она будет целоваться с другими парнями, и когда-нибудь (понятно, что не сегодня и не в ближайшее время), когда Генри захочет ее поцеловать, она будет к этому готова, потому что у нее появится опыт. Он дал ей повод готовиться. Анна не чувствует грусти. Она вспоминает о Джареде с занятий по социологии, о своих переживаниях по поводу сиропа от кашля и думает, как все-таки мало она о нем знает. Ей даже неизвестно, гетеросексуал он или нет. Правда заключается в том, что рядом с ним она начинает волноваться (в лучшем случае это приятно, в худшем… это ведь всего лишь волнение). Но Анна не может представить себя и Джареда целующимися. Она почти уверена, что на самом деле она не питает никаких чувств к нему. Джаред — просто часть игры, которую она ведет. Он дает ей повод подумать и поговорить с кем-то (а именно с доктором Льюин), не считая родителей.

Но с Генри она может спать в одной кровати, есть утром овсяные хлопья или пить пиво в баре. То же и в обычной повседневной жизни: ходить с ним в магазин за новым зонтиком или дожидаться его в машине, пока он зашел на почту. Ей очень легко представить, как она знакомит его с матерью и сестрой. Нет, она сейчас не думает о каком-нибудь бурном романе, просто ей трудно вообразить себе ситуацию, в которой Генри не мог бы находиться рядом; нет ничего такого, чем она не могла бы поделиться с ним. Анне кажется, что никогда не наступит такое время, когда бы ей нечего было сказать ему. А если и наступит, то в этом тоже будет своя прелесть.