Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Агне кивнула.
— Хорошо. — Къелл подался вперед, расставив широко руки, и ведьма удивилась — никогда раньше норд не выказывал порывов к объятиям — но все равно подалась навстречу.
В руке Къелла блеснул клинок. Богданка, увидев это, настолько удивилась, что даже не закричала. Она белкой кинулась к ним, намереваясь спасти Агне, вырвать ее из объятий норда, но не успела.
Резкое движение, росчерк клинка, удивленный взгляд ведьмы, ощутившей вдруг небывалую легкость.
В правой руке Къелла осталась ее отрезанная коса.
— Две одинокие путницы привлекут к себе слишком много ненужного внимания. — Пояснил он, отвечая на немой вопрос ведьмы. — Особенно в море. Теперь ты.
— Нет. — Девочка попятилась, обнимая себя за плечи [на Руси обрезать девушке косы — позор и бесчестье. Хуже, чем ворота дегтем измазать].
— Это ради твоей безопасности. — Норд наступал. — И безопасности Агне. Вам будет легче добраться до Ладоги, если все будут думать, что ты мальчик. Выбирай, жизнь или коса.
Девочка забилась в угол и заплакала.
— Оставь ее. — Раздался спокойный голос Агне. Ведьма тоже была раздосадована, что лишилась единственного признака, делающего ее хоть немного похожей на женщину. Но понимала, что Къелл прав.
Она забрала у норда кинжал, и задумчиво повертев его в руках, положила на грубый стол.
— Идем на улицу. — Агне Кивнула Къеллу. — Поможешь мне развести костер. От этого нужно избавиться.
Она забрала у Къелла свою косу, и решительно направилась к выходу.
— Просто кинь в очаг. Или это какие-то ведьмовские ритуалы?
— Нет. Просто запах у сгоревшего волоса слишком въедливый. Каждый кто сюда придет — почувствует его.
Они вышли из дома, и некоторое время молчали, пока собирали хворост, и Къелл разжигал костер, раздувая едва тлеющую сосновую кору.
Ведьма сидела рядом, на поваленном бревне и грустно теребила кончик косы. Норд почувствовал укол совести.
«Вот Вёльва» — Ругал он Агне, но злился на себя. — «Хоть бы слово против сказала. Так нет же».
Он потому и не стал предупреждать о том, что собирается сделать — боялся, что устроит бабью истерику, а у него не было ни сил ни желания её успокаивал. Сейчас Къел думал, что лучше бы она истерила.
Для него была понятна реакция Богданки, он не знал, как бы он поступил на ее месте. Что бы выбрал? Жизнь или честь?
Наконец, появился маленький огонек, робко пробуя своими языками подношение в виде жухлой травы и коры. Стоило ему сильнее разгореться, как Агне резким движением, словно видеть больше не хотела, бросила в пламя свою косу.
Та вспыхнула ярким снопом искр, смрадный черный дым начал подниматься в небо.
— Почему ты так спокойна. Тебе не жалко ее? — Наконец разорвал тишину Къелл.
— Жалко. — женщина вздохнула. — До слез. Но это не та вещь, о которой сейчас нужно волноваться.
— Да. Осталось только убедить в этом твою ученицу. — Он горько усмехнулся.
— Не нужно.
Они простояли так еще несколько минут, смотря как догорает прошлое ведьмы. В этот момент для нее словно открывалась новая дорога, а сама она начинала новую жизнь, в которой должна стать другим человеком.
Хлопнула дверь.
Къелл поднял глаза, а Агне — обернулась.
К ним понура шла Богданка.
На щеках ее красовались дорожки горючих девичьих слез, а в руках девочка держала свои отрезанные косы.
Она, мгновение поколебавшись, кинула их в пламя, и обняв ведьму, спрятала лицо на ее плече, и снова разрыдалась.
А Къелл смотря на них, только дивился. Как есть два мальчишки. Из Агне вообще получился очень видный юноша — из тех, что за лето вытягиваются, перегоняя отца, а потом начинают расти в плечах.
— Рано косу твою сожгли. — Ему почему-то стало весело. — Бороду бы из нее сделать.
Ведьма только улыбнулась, успокаивающе гладя свою воспитанницу по неровно обрезанным волосам.
Глава 4.3
Къелл ушел рано утром, как и обещал.
Агне долго смотрела ему вслед, задумчиво перебирая в пальцах несколько серебряных кругляшей — норд отдал ей все деньги, которые у него при себе были. Он прикинул что для того, чтобы сесть на корабль до Ладоги им этого должно хватить.
Дорога обратно к селению казалась ему как никогда долгой, даже мучительной. Каждый шаг отдавался в сердце болью и сомнением. Сдержал ли Ингве свое слово? Или послал по его следу воинов? Больше всего он боялся, что как только он отойдет на достаточное расстояние от охотничьего домика — ведьм поднимут на мечи.
Он немного успокоился только когда вышел к костру, вокруг которого расположился доверенный конунга со своим отрядом.
Ингве был рад его появлению, но вместе с этим и удивлен — для него тоже последние два дня дались нелегко.
По идее Къелла, как единственного выжившего в селении, потенциального предателя, или околдованного ведьмой нужно было бы связать. Но поверенный решил не оскорблять старого товарища недоверием. Все же тот показал, что слову своему верен и собирается в доме конунга доказать невиновность ведьмы.
Къелл молча трусился в седле, с мрачной отстраненностью слушая как лениво переговариваются люди конунга. Шутить никому не хотелось. Они долго оставались близ селения, чтобы выловить сбежавших в лес детей, и были пересыщены давящей атмосферой этого места.
Однако, стоило им преодолеть невидимый рубеж проклятия, у людей начался откат. Сразу стало очень шумно. Даже у Къелла немного отлегло от сердца. Ну что ему конунг сделает? Он мудрый правитель, не станет казнить без суда и следствия.
Конунг слушал историю, поведанную ему мрачно. После всех новостей и слухов, которые до него дошли — слабо верилось в поведанную ему историю. С другой стороны, он понимал, что лекарь, отправленный им в селение ни на что не годился, и мог натворить дел.
Однако, признать это означало — означало отчасти оказаться виноватым в случившемся. С одной стороны — лекарь. С другой — не уследил за своим Ярлом, давно пора было отправить того на покой.
— Вот что. — Он задумчиво вертел в раках серебряный кубок с янтарем. — Пока я не разберусь в том, что произошло — ты мой гость. Только из уважения к тебе и твоим боевым заслугам. Но покинуть мой дом ты пока не можешь. А попытаешься — тут же станешь пленником. Ведьм я прикажу разыскать. Если она не попытается убить моих людей — доставить ко мне. Живой и невредимой.
Къелл молча склонил голову,
