Томас Дримм. Время остановится в 12:05 - Дидье ван Ковелер

На нашей улице пустынно. Я решительно нажимаю на кнопку под табличкой с именем Бренды. Тишина. Спустя три минуты, поняв, что ждать больше нет смысла, я перехожу через раздолбанную дорогу в ямах и рытвинах, делая вид, что иду к себе домой. Меня охватывает странное чувство, когда я вижу наш жалкий домишко и маленькую, всю побитую машину отца, которая стоит на утоптанном квадрате земли, заменявшем нам сад. Стараясь не шуметь, я подхожу к окну нашей гостиной. Отец, ссутулившись, сидит за столом ко мне спиной. Перед ним – стопка тетрадей для проверки, бутылка виски. По воскресеньям он пьет в два раза больше обычного, пока моя мать трудится в казино, а я бегаю по пляжу с воздушным змеем. Видя его в этой унылой атмосфере, я вдруг с изумлением понимаю, что мне ее не хватает. Мне хочется вернуться к тому времени, когда я был обычным подростком без будущего, из бедной семьи, стоящей почти в самом низу социальной лестницы.

Мне ужасно хочется подойти к отцу и обнять его, как раньше. И в то же время я боюсь застрять в этом реконструированном прошлом, которое мне не нужно, если в нём нет Бренды. Я вернулся сюда совсем не для того, чтобы получить бомбу замедленного действия в голове и умереть вместо Пиктона в любую минуту.

Я возвращаюсь на улицу. Меня мучает мысль, будет ли это раздвоение реальности продолжаться без меня дальше или оно оборвется, как шоссе, на строительство которого не хватило денег. Но больше всего я боюсь за Керри. Если я теперешний откажусь вести двойную игру с Пиктоном, ее запытают до смерти. Я отправился в этот параллельный мир, чтобы спасти одну девушку, а всё, чего добился, – это обрек на смерть другую. Неужели это не случайно и каждый раз срабатывает какой-то трагический закон равновесия? А что, если будущее влияет на прошлое?

Визг тормозов заставляет меня вздрогнуть. Я резко оборачиваюсь. На меня чуть не наехал велосипед.

– Да ты ненормальный! Кто в своем уме переходит улицу, пятясь задом?

В полной растерянности я смотрю на Бренду Логан. На ней дырявые джинсы и вязаная шапка. Я уже забыл, как заурядно она выглядела, когда прятала свою красоту, чтобы не приставали. Но, может, это моя любовь делала ее красавицей? Мне хочется плакать, глядя на нее – здоровую, сильную и очень грустную. Я-то знаю, как безнадежна была жизнь Бренды раньше, пока мы с Лео Пиктоном, вселившимся в моего медведя, не внесли в нее смысл. Я вернул Бренде боевой настрой, энтузиазм, дух авантюризма.

– Эй, я с тобой говорю, недоумок! Ты можешь хотя бы смотреть по сторонам?

Я не знаю, что ответить. Наше знакомство должно произойти совсем не так. Оно случится в тот день, когда у нее снимут колеса с велосипеда. Что делать, если сегодняшней встречи не было? Бренда меня не знает и в течение двух лет, что мы живем в соседних домах, никогда не замечала. Лучше всего развернуться и молча уйти, иначе волнение заблокирует меня в ситуации, из которой я не знаю как вывернуться. Но я не могу побороть искушение всё исправить. Поэтому я пытаюсь рассказать ей про мою рану на голове. Бренда перебивает, показывая на окно моей комнаты:

– Так это ты подсматриваешь за мной по вечерам, когда я переодеваюсь?

Опешив, я бормочу, что вовсе не подсматриваю. Пожав плечами, она садится на велосипед. Стараясь загладить ложь, я говорю любезно:

– Не оставляйте велосипед в подъезде, сейчас много воров, которые снимают колеса.

Бренда резко тормозит и оборачивается.

– Это угроза?

Я ошеломленно хлопаю глазами и отвечаю:

– Конечно, нет. Если бы я был вором, то не стал бы предупреждать вас об этом.

И собираюсь перейти к моей шишке с кровью на голове.

– Чего тебе надо? – яростно шипит она. – Думаешь стрясти с меня бабло, чтобы оградить от своих дружков, да? Рэкетом промышляешь?

Я с возмущением отвечаю:

– Вовсе нет! Просто предупреждаю вас по дружбе!

– Вот только не надо пудрить мне мозги, ладно?

– Слушайте, – говорю я, показывая на себя пальцем, – на мне ведь не написано «Умник»!

Руки Бренды на руле напрягаются, она смотрит мне прямо в глаза. Это ошибка. Огромная ошибка.

– Не написано что?

Я чувствую, как заливаюсь краской. Мне остается только идти ва-банк. Поразить ее совпадением мыслей. Показать, как много у нас общего.

– «Умник». То есть: «Считаю себя очень умным, а тебя – дурочкой».

– Откуда ты это знаешь?

– Ну… сам придумал.

Она отвешивает мне пощечину.

– Так это ты украл мои письма, негодяй! Еще раз так сделаешь, я тебя отколочу, ясно?

И прежде, чем я успеваю что-то возразить, она отталкивает меня, седлает велосипед и яростно жмет на педали.

Ладно. Если мне нужна была еще одна причина, чтобы свалить из этой реальности, я ее получил. То, что сейчас произошло, исправить невозможно. Бренда оборачивается и кричит, что если я только попробую… Звук клаксона мешает услышать продолжение. Какая-то машина, на полной скорости вылетевшая с перекрестка, чудом уклонившись от встречи с велосипедом, останавливается прямо у нашего дома. Распахивается дверца, из машины выскакивает мать и, даже не заглушив двигатель, бежит к двери, крича отцу, что меня арестовала полиция. Ей сказала об этом служащая казино. Она уже битый час пытается с ним связаться… Через двадцать секунд отец прыгает в машину, и та с визгом срывается с места.

Я прячусь за выступ стены, еле сдерживаясь, чтобы не броситься их успокаивать. Но мне больше не хочется вмешиваться в эту жизнь, которая на глазах превращается в кошмар. Бренда тем временем исчезает в своем подъезде с велосипедом под мышкой.

Я закрываю глаза и мысленно вижу настоящего Томаса, который водит ручкой по бумаге, против желания описывая эту череду ужасов. Внезапно голова наполняется болью. Ноги подкашиваются, к горлу подступает тошнота, перед глазами всё плывет. Но я еще здесь. А вдруг полость, которая набухает у меня в голове, помешает моему возвращению в настоящее? Боль не дает думать. Я попал в ловушку. Только профессор Пиктон мог бы помочь мне выбраться из этого слоя пирога. Но как завоевать его доверие, если наше знакомство началось столь нелепо?

Внезапно меня осеняет. Решение здесь, в нескольких метрах, а я о нём даже не думал. Чтобы вернуться, надо всего лишь воспроизвести те условия, которые привели меня сюда. Ручка-хронограф и кусок ивовой коры у меня при себе.

К сожалению, родители умчались меня выручать, заперев дверь. Морщась от боли и задыхаясь, пытаюсь взобраться по водосточной трубе. Я уже забыл, каких усилий мне это стоило, когда я был толстым. Но всё же я добираюсь до окна моей комнаты, которое всегда оставляю полуоткрытым, чтобы избавиться от запаха плесени, и падаю на старый свалявшийся ковер. Стараясь не предаваться умилению при виде своей бывшей детской, я в три прыжка пересекаю ее, скатываюсь с лестницы и бегу в спальню родителей.

Встав на колени, вытаскиваю из-под кровати картонную коробку с моими детскими вещами. Старая ручка по-прежнему лежит между младенческими пинетками, соской и формочкой для куличиков. Но у нее нет рожек-антенн. Я опускаю голову на матрас. Как мучительны эти всплески надежды, сменяющиеся отчаянием. Конечно, ручка не настроена. Ведь это дух Пиктона, поселившийся в медведе, заставил ее выпустить два рога в форме моих инициалов. А пока Пиктон жив, это совершенно обычная ручка. И тут у меня в памяти всплывает фраза. Фраза, которую профессор произнес именно здесь, катая ручку в лапах: «Эта штука со мной разговаривает, и я ей отвечаю».