Тигр на завтрак - М. Писель

Они быстро добились успеха в Бомбее и в последующие три года гастролировали по Азии, знакомясь с жизнью Индии, Бирмы, Китая, Явы и Цейлона.

Публика в этих странах с удивлением и признательностью восприняла выступления талантливых артистов, а англоязычная пресса восхваляла танцовщиков, выступавших ранее на сцене в заглавных ролях бок о бок с леди Даф Купер. Такие газеты, как «Бомбей Кроникл», «Калькутта Стейтсмэн», «Цейлон Таймс» и другие пестрили заголовками типа «Знаменитые русские артисты балета в Бомбее». В своих рецензиях авторы напоминали о высокой оценке, которую европейские театральные критики давали Борису за его выступления с труппой Дягилева и в «Мирэкл».

Успех открыл перед Борисом новые горизонты. Ангажементы не отнимали у него много времени и давали ему хорошую возможность познакомиться с Востоком и наиболее интересными его представителями. Борис всегда отличался склонностью к роскоши, в особенности, что касалось гастрономических привязанностей, а его полное пренебрежение к деньгам приводило к тому, что в прежние годы он постоянно жил не по средствам. Элегантный, красивый, располагающий массой свободного времени и удивительно общительный по характеру, в ходе гастролей он сумел близко познакомиться с индийским обществом.

В течение шести месяцев они с Кирой находились в Бомбее, проживая в отеле Тадж и наслаждаясь праздничным весельем улиц, понемногу познавая Восток. Борис был ошеломлен страшной нищетой, царившей в Индии, и зачарован религией парсов, принадлежавших к арийской касте, исповедующей зороастрийскую веру, древнюю религию Сирии и Персии. Особое впечатление на него произвели зловещие Башни Молчания, в которых парсы хоронили своих усопших. Это были приземистые, округлые по форме постройки с большой каменной воронкой в центре, уходившей в центральный колодец. Здесь покойников раскладывали на камнях под солнцем. Их не кремировали и не сжигали, а отдавали на съедение грифам. Тысячи этих падальщиков, несомненно, пристрастившихся к человечине, собирались вокруг этих траурных башен. А остающиеся после пира грифов сухие кости позднее сбрасывались в центральные колодцы.

Базары Бомбея дали Борису, прежде всего, ощущение биения пульса Востока, людского «муравейника», численность и энергия обитателей которого делали такой наэлектризованной атмосферу индийских городов. Он был поражен пестротой толпы на базарах от заклинателей змей до жирных, ленивых купцов, валяющихся на матрацах перед входом в свои лавки, больше похожие на логова, чем на магазины. Нищета оборванных людей из касты неприкасаемых, составлявших более трети индийского населения, поразила Бориса. Эти несчастные изгои индийского общества, закутанные в грязные, пожелтевшие лохмотья, бродили вокруг и спали прямо на улицах, если не изнемогали от пота, когда толкали или тащили за собой тяжелые тележки, подпрыгивавшие и скрипевшие на уродливых деревянных колесах.

В Бомбее была масса жалких гужевых фургонов крестьян, тысячами приезжавших из окружающих деревень. Они гордо восседали, держась за рога своих волов, чьи родственники паслись на обочинах дорог и бродили неспешным шагом, в отличие от быстрой походки людей, которые вечно рыскали в поисках хотя бы какой-нибудь еды. Одетые в белые одежды мусульмане смешивались в толпе с группами парсов и реже встречавшимися элегантными браминами. Женщины, выглядевшие так, как описано в Ветхом Завете, созерцали прохожих через квадратные отверстия в длинных, ниспадавших чуть ли не до земли накидках, прикрытых сеткой.

Когда вполне успешный ангажемент в отеле Тадж завершился, Борис и Кира были готовы выехать в Калькутту. Несколько дней спустя они сели на поезд на вокзале Виктория в Бомбее. Этот вокзал был выполненным в скверном вкусе претенциозным памятником девятнадцатого века. Железные дороги были становым хребтом британского правления в Индийской империи.

По стратегическим причинам англичане проложили железные дороги в самые отдаленные уголки страны, обеспечив на случай необходимости экстренную связь между разрозненными британскими военными гарнизонами. В уставах независимых штатов Индии (управлявшихся магараджами) предусматривалось сохранение железных дорог и телеграфных линий под английским контролем. Стальные рельсы этих жизненно важных артерий империи проходили через густые джунгли и огромные горы; свистки паровозов контрастировали с тишиной окружающей местности. Из роскошного вагона первого класса можно было созерцать самые глухие медвежьи углы империи и наблюдать, как на быках ведут пахоту сухих, пыльных полей равнины или как испуганные обезьяны убегают в почти неисследованные джунгли.

Из окон поезда также можно было мельком увидеть развалины огромных старинных дворцов, фортов и гробниц, в огромном количестве встречающихся в индийской провинции и ставших призраками исчезнувших империй, от которых остались лишь великие названия, такие как Асока, Лоди и Акбар.

После краткого пребывания в Калькутте, бывшей крупным торговым центром, Борис и Кира поехали на Цейлон. Борису этот остров показался огромной естественной сценой для дягилевской сценографии, на которой можно было бы выступать на фоне голубого моря и гор, сменяющихся рощами стройных, высоких и волосистых кокосовых пальм.

Борис и Кира выступали в отеле Гэллифейс перед чайными плантаторами и их прекрасными дамами, которые жили на Цейлоне так, как жители Луизианы до Гражданской войны.

На этом острове им по случаю предложили контракт для выступлений на острове Ява. С гастролями они проехали по всей территории голландской колонии, что позволило им обозреть совершенно иной мир, мир невысоких, смекалистых индонезийцев, живущих на своем изобилующем буйной растительностью острове. На Яве повсюду были видны признаки твердого, жесткого голландского управления, которое позднее подверглось такой суровой критике.

В Индонезии Борису довелось познакомиться со многими странными людьми, начиная от итальянского производителя мороженого, ныне живущего на Яве как «король» изолированной общины, и кончая жизнерадостным Фредом Гимбелом, американцем, одним из самых богатых людей Америки и великим путешественником. Вместе с Гимбелом Борис проехал до восточной оконечности острова, где они наняли небольшой пароход для поездки на остров Бали.

Сегодня Бали известен туристам всего мира как настоящий тропический рай, в котором прелестные босоногие девушки танцуют на фоне экзотической флоры под нежную музыку местного ударного инструмента — гамелана. В 1934 г. Борис настолько не ожидал, что Бали произведет на него такое неизгладимое впечатление, что был просто потрясен красотой и обаянием острова, его жителей и их музыки. Услышав гамелан, он был ошеломлен сходством рисунка мелодий и их звучания с музыкой Стравинского в «Sacre du Printemps»[6], и, если бы он лично не знал этого композитора и того, что последний никогда в жизни не бывал на Востоке, он бы заподозрил, что на Стравинского оказала влияние музыка Бали. Что же касается танцев островитян под эту музыку на фоне местного ландшафта, то они просто свели Бориса с ума своей красотой.

В течение многих дней Борис и Кира бродили по деревушкам этого современного рая. Затем они отправились на небольшой шхуне посетить целый ряд небольших торговых точек и деревень на многочисленных островах, встречающихся от Бали до Тимора. Проплывая по кишевшим пиратами водам, они наблюдали малоисследованные острова, примитивное население которых поголовно мчалось на берег, чтобы обменивать копру на безделушки, которые продавались со шхуны. После трех месяцев жизни на море в жарком тропическом климате они проследовали в Сингапур. Предполагалось, что после выполнения условий ангажемента в Калькутте и на Цейлоне они возвратятся в Европу.