Зэка укроет тайга - Евгений Сухов

— Далеко смотришь, — хмыкнул Аркаша. — Да и в поселок я больше не ходок. А тяжела! — приподнял он котомку с золотым песком и небрежно перекинул ее через плечо. — Еще отсюда нужно выбраться. Мог бы вас здесь положить… вслед за ними. Да уж, ладно, живите! Все равно вы про меня никому не скажете, одной веревкой повя — заны.

Держа Прохорова под прицелом (мало ли что тому в голову взбредет!), Денисов понемногу отступал за палатку, за которой сразу начинался густой лес.

— Ты мне вот что скажи, это случайно не ты нас сдал ментам? — спросил Прохоров.

Остановившись, Аркадий посмотрел в напряженное лицо Николая и процедил:

— Что, зацепило? Долго ты, однако, ждал, чтобы спросить. Правду хочешь? Ну, слушай… Помнишь ту золотую цепочку, что я сорвал с хмыря перед тем, как мы его вздернули?

— И что?

— Я ее своей крале подарил, а она ею перед своими подругами сверкнула. Цепочку кто-то узнал, ментам на меня капнули. Вот следаки меня и начали колоть, с кем я эту мразь вешал. Обещали, что свидетелем пойду, если все расскажу.

— И ты рассказал?

— Рассказал… Вот только он, сука, соврал! Паровозом пошел вместе с вами… Если вопросов больше нет, тогда я потопал. Теперь у нас с вами разные дороги.

Поправив сползающую сумку, Аркаша зашел за палатку и, похрустывая хрупким базальтом, направился в лес, темно-зеленой полосой разросшийся на склоне.

— И что теперь? — спросил Петр, посмотрев на Николая.

— Планы не меняются. Идем, куда шли. К морю!

— Кто это? Охотники? Может, геологи? — спросил Афанасий Покровский, посмотрев на трупы, лежавшие на берегу ручья. Рядом с унылыми физиономиями стояли четверо солдат. Оно и понятно, смерть настроения не добавляет.

— Какие там охотники, — отмахнулся полковник Евдокимов. — Вольные старатели. Золотишко втихую намывали.

— Это без лицензии, что ли?

— Разумеется… — хмыкнул в ответ Евдокимов. — Если разобраться, так их тут по всей Камчатке толпы ходят таких любителей. Отлавливают их, потом сажают, однако ничего не помогает! Народ золото намывает таким дедовским способом веками, и никто у них про лицензию прежде не спрашивал. А нынешних перевоспитать невозможно. Скупщиков золота можно найти в каждой деревне. Золотишко-то во все времена было ходовым товаром. Для них намывать золото так же естественно, как подстрелить в лесу белку. Какая тут может быть лицензия? Правда, не для всех такое прибыльное дело заканчивается успешно, случается вот и такое, — показал он на трупы.

Ответить было нечего, и Покровский лишь едва кивнул.

— Как давно произошло убийство?

— Судя по окоченению трупов… думаю, что часов шесть назад, не больше.

— Мы их по всей Камчатке ищем, а они у нас здесь под боком все это время топтались, — зло прищурился Евдокимов, остановившись перед первым трупом, лежавшим у самого берега. Старатель, видно, погиб не сразу, какое-то время он еще жил, пытался уползти от убийцы, оставив за собой короткую дорожку примятой травы. Его правая рука, свесившаяся в ручей, выглядела неестественно надломленной и даже живой, тревожимая упругим течением. Песок впитал в себя кровь, вытекшую из его груди. Лишь на штормовке, выцветшей едва ли не добела, вокруг небольшой дырочки с оплавленными краями оставалось расплывшееся пятно. Другой старатель был убит у самой палатки, как-то зловеще и сильно постукивающей на порывистом ветру пологом. Скорее всего, он просто ничего не почувствовал — пуля угодила в лоб, вырвав значительный кусок затылочной кости. Третий лежал неподалеку от берега, изрядно затоптанного многими сапожищами. Лицо, уткнувшееся в песок, не рассмотреть.

— А вы уверены, что это наши беглые?

— Абсолютно! — ответил Евдокимов. — Хм, мне ли не знать своих клиентов. Только зачем им нужно было убивать? Ведь кровожадными они не были. Судя по тому, как лежат трупы, старатели даже не оказали сопротивления. Скажу откровенно, это на наших беглецов не похоже. Озверели, видать, в зоне. Всегда говорил, что тюрьма не исправляет.

— Думаю, что они не видели, как к ним подошли. Во всяком случае, вот эти двое, — показал Покровский на убитых старателей, лежавших у палатки и на берегу. А вот этот, судя по всему, что-то почувствовал, может, видел их, может, даже пытался заговорить убийц… И получил пулю в грудь. Откуда же у них взялся карабин?

— Это карабин старателей. Они тоже такие ребята, что палец им в рот не клади! У нас в тайгу без стволов даже ребенок не ходит, а уж эти! Скорее всего, увлеклись и не заметили, как беглые подошли вплотную. Взяли у них карабин, ну, и положили всех… Паша, ты там нашел что-нибудь? — повернулся Евдокимов к старшему лейтенанту, крепкому плечистому парню.

— Ничего нет, товарищ полковник, — откликнулся тот с готовностью. — Думаю, что забрали. Баул пустой, все вещи на полу лежат.

— Понятно… Завалили золотоискателей, а «рыжье» себе прибрали. Знакомая картина.

У палатки, присев на корточки, краснощекий сержант поглаживал пса чепрачной окраски, давая понюхать ему какую-то тряпицу. Наконец тот возбужденно заскулил и потянул за собой сержанта.

— Что-то я не совсем понимаю, они что, разделились? Один из них пошел в лес, а вот эти двое сделали по-хитрому, зашли в ручей… Непонятно, в какую сторону они потопали, то ли вверх по течению, то ли вниз. А если учитывать, что таких ручьев здесь тысячи, то сказать, куда именно они выйдут, вообще невозможно.

— Будет над чем следственной группе голову поломать. Ладно, разберемся, найдем одного, а там и остальных отловим.

— Товарищ полковник, Абрек взял след.

— Ну, чего сидим, старший лейтенант? Вперед! А мы еще тут посмотрим… Попробуй взять их как-то поделикатнее, что ли, — проговорил Евдокимов, — мне бы хотелось с ними пообщаться. И помни, у них карабин.

— Понял, товарищ полковник! — Старлей строго посмотрел на солдат, стоявших немного в сторонке, и приказал: — Бегом за псом! Абрек, вперед!

Пес, натягивая поводок и поскуливая от возбуждения, потащил сержанта за собой.

Полковник, стараясь не затоптать следы, обошел трупы.

31 июля, сопка Безымянная, утро

Старший лейтенант Павел Сильчин хотел продолжить службу именно на Камчатке, где проходил когда-то срочную. Другие курсанты после окончания училища делали все возможное, чтобы зацепиться за несколько квадратных метров в каком-нибудь крупном городе, а то и в Москве.

Свою срочную службу «краснопогонника», считавшуюся едва ли не самой презираемой в народе (оно и понятно, в России едва ли не каждый четвертый побывал в местах лишения свободы, так откуда же тут взяться любви у населения?), он вспоминал часто. Перед самым дембелем пришлось подсуетиться: перешивать красные погоны на черные. Собственно, как и всю остальную красную атрибутику. В поезде по дороге домой следовало помнить, — даже в большом подпитии, — не надо говорить о том, что два года простоял на вышке самым обыкновенным «вертухаем». Охранная служба не в чести даже у тех, кто не привлекался, и существовала реальная вероятность вместо родительского дома оказаться где-нибудь в придорожной больнице с проломленным черепом. Так что домой он доехал без особых приключений, если не считать того, что в последний день подрался с двумя своими сослуживцами, поставившими ему под глазом синяк.