Роковая точка "Бурбона" - Анатолий Терещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй приезд в США еще больше впечатлил советского офицера. Он видел, что ассортимент промышленных и продовольственных товаров в магазинах расширился, и особенно существенно повысилось их качество.
Появилось много того, что он хотел бы приобрести, но денег, как всегда при подобных аппетитах, не хватало. Он завидовал представителям других государств, работающих рядом с ним в Военно-штабном комитете ООН. Оклады у них и теперь почему-то были больше, чем у советских представителей, хотя выполняли они один и тот же объем работы, и прошло уже немало восстановительного времени после войны. Такую несправедливость он близко принимал к сердцу и болезненно переживал.
* * *
Именно в это время в семье Полякова случилась трагедия: умер их первенец, младенец Игорь. Болезнь, по рассказам родителей, была излечима, но требовалась срочная хирургическая операция в одной из американских клиник. Для этого нужно было соблюсти одно условие — иметь на руках деньги. Офицер обратился к своему начальству с просьбой о материальной помощи. Но к его удивлению и сожалению, руководство ГРУ ответило отказом. Местные руководители посчитали, что тратить доллары из оперативной кассы на операцию ребенка в США является нарушением финансовой дисциплины, а если проще и ближе к истине — блажью, т. е. пожалело денег, хотя могло это сделать без всяких осложнений. Всегда можно было оправдаться перед Центром.
Это страшное событие в семье оставило неизгладимый след в душе полковника Полякова и наряду с другими обстоятельствами подтолкнуло к принятию страшного по своим последствиям решения — измене Родине и, самое главное — корпоративному предательству, что, особенно в разведке, влечет за собой порой страшные и непоправимые последствия.
Давно замечено, что люди обыкновенно не столько наслаждаются тем, что им дано, сколько горюют о том, чего они все еще никак не получили или не могут получить. Вот уж истинно, зависть — это, как правило, яд для сердца, она никогда не знает праздника. Черные будни наступили в разбалансированном мозгу у советского офицера-разведчика.
Великий Мольер по этому поводу недаром однажды воскликнул: «Завистники умирают, но зависть — никогда!» А, как известно, от зависти ладится мосток прямо к жадности и корыстолюбию.
Итак, к этому времени в душевном гнезде Полякова уже лежали четыре яйца: Зависть, Жадность, Корыстолюбие и Обида. Попытаемся их вскрыть по ходу повествования.
Он искусственно намагничивал себя недовольством, мнимой обидой на начальство и страну, в которой почему-то видел то зло, которое ему принесли отечественные чиновники. Но, как говорит пословица, «суди Бог того, кто обидел кого». Он решил собой подменить Бога и стать судьей. Но нет ничего более негигиеничного, чем жизнь, тем более в такой ипостаси, в которой он видел себя завтра.
И все же, проклиная все прошлое, такие люди не отрекаются от отца и матери, очевидно, оставляют их про запас для будущей, уже крайней сдачи, за которой маячит такое понятие, как «месть». Но, как говорит китайская пословица, «собрался мстить — выкопай две могилы…..».
* * *
Роковой день наступил — Рубикон был перейден! Мина борьбы мотивов наконец взорвалась, нисколько не ранив советского офицера.
16 ноября 1961 года полковник Поляков, находясь под прикрытием начальника секретариата Представительства СССР в ВШК ООН, обратился к руководителю американской военной миссии при Военно-штабном комитете генералу О'Нейли с убедительной просьбой — срочно организовать ему встречу с кем-либо из высокопоставленных представителей американской разведки для передачи важной военно-политической информации.
Тем самым он инициативно предложил свои услуги спецслужбам главного противника своей страны — Соединенным Штатам Америки. И надо заметить, действовал Поляков весьма продуманно, еще бы, имея такой опыт разведывательной работы и в таком звании!
Парадокс новой жизни Полякова заключался в том, что, поступив на службу к военно-политическому противнику своей страны, он с этого момента обретал некую доминанту искусственно множить источники информации, превращая людей вокруг в «приятелей», а затем иногда в «друзей».
Американский генерал внимательно выслушал его и пообещал в скором времени связать советского гражданина с теми людьми, в которых он кровно заинтересован, то есть с представителями специальных служб США.
Поляков, готовящийся стать предателем, придя домой бледнолицым и вспотевшим от волнения, стал прокручивать в уме возникшую по его инициативе ситуацию. Болезненной занозой встал вопрос, чем же конкретно он может в первую очередь и в какой форме поделиться с янки?
Мыслей об отступлении у него, естественно, уже не было, он двигался напрямую бульдозером и, по существу, открыл счет дням или годам навстречу своей гибели, которую никак не воспринимал как реальность, потому что в нее не верил, так как одержимость этой идеей слепила разум. А еще он спешил — время не шло, а бежало. По его разумению, время имеет только направление, оно не имеет ни начала, ни конца, а потому хотелось в отмеренный ему срок пребывания в США успеть приобрести многое из того, на что он положил свой завистливый и жадный взгляд в магазинах.
Но граница спокойной жизни уже была нарушена взломом, спектакль смерти приоткрыл занавес, но он не хотел смотреть на сцену и на играющих на подиуме участников жизненного спектакля. В его чугунной голове от круговерти мыслей неожиданно послышался нестройный звон праздничного бубенца из детства. Этот звук возвратил его в тот далекий и радостный мир, в который войти уже никому не суждено, но мысленно можно было окунуться в эту зыбкую, приятную для многих виртуальность. На мгновение он и сам расслабился. Вспомнил и страшные 1932–1933 годы голода в родных местах, и легкокрылую здоровую юность, и время увлекательной учебы.
Однако он быстро отогнал от себя появившуюся минутную слабость и освободился от окутавших его нездоровых, расслабляющих волю к действиям галлюцинаций. В тот момент он исповедовал один жизненный принцип: не бойся последнего дня, но и не призывай его. Он его и не хотел видеть.
«Все будет зависеть от того, как и сколько будут платить, — размышлял, как заправский торговец — офеня, полковник Поляков. — Если отнесутся серьезно, серьезно придется и поработать, риск минимален в здешних условиях. На территории же Москвы и вообще Советского Союза я ни шагу не сделаю по их заданию. Там можно быстро потерять голову. Чекисты моментально засекут мои связи с американцами, даже будь янки самыми опытными разведчиками.
Мои возможности рассчитаны только для условий заграницы. Я могу для них много сделать лишь за рубежом — вдали от дома, вдали от ГРУ и КГБ. Именно здесь сегодня пишется моя новая страница жизни. Ее нельзя готовить наспех — все должно быть продумано до деталей. Мелочи ведут к совершенству, а совершенство не мелочь. В противном случае меня ждет провал со всеми страшными последствиями и эшафотом на Лубянке. Намерения противника я знаю, не знаю только его возможностей. Поэтому осторожность, прежде всего осторожность — на кон поставлены моя жизнь, моей семьи, благополучие и достаток!»