Диета против пистолета - Наталья Александрова

В широко распахнутую стеклянную дверь магазинчика вошла чуть полноватая, но вполне ухоженная женщина средних лет, с хорошо уложенными светлыми волосами, одетая в отвратительно дорогое платье от «Валентино» и туфли от «Альберто Челлини».

С точки зрения юных продавщиц, само существование этой особы было вопиющей несправедливостью. Они считали всех женщин старше тридцати глубокими старухами и в глубине души придерживались мнения, что в таком возрасте следует специальным законом запретить надевать дорогую и красивую одежду. Правда, с другой стороны, продавщицы получали процент от выручки магазина и были, казалось бы, заинтересованы в покупателях…

Блондинка в платье от «Валентино» обошла бутик и задумчиво проговорила, как бы ни к кому не обращаясь:

– Приличного шелкового топа пятидесятого размера у вас, конечно, нет?

– Все вывешено, – равнодушно проворчала блондинка, снова углубившись в свой журнал.

– Такие размеры только в «Трех толстяках», – прошипела брюнетка, докрасив последний ноготь и любуясь своей работой.

– Ах вот как! – закипая, проговорила покупательница и хотела еще что-то добавить, но в это мгновение перед входом в бутик остановилась яркая худощавая брюнетка в элегантном темно-красном костюме, с шапкой густых, черных как смоль волос. Чуть позади брюнетки в позе смиренного послушания маячил стройный широкоплечий парень в черном, не по сезону, хорошо сшитом костюме, то ли шофер, то ли телохранитель, то ли то и другое в одном флаконе. В руках он держал с десяток ярких фирменных пакетов с покупками. При виде этого парня продавщицы встрепенулись.

– Ленка, какая удача! – воскликнула брюнетка и ворвалась в бутик, как отряд легкой кавалерии на улицы мирного городка.

При этом, как свойственно атакующим кавалеристам, она не обращала внимания на окружающих и едва не своротила стойку с платьями.

– Поосторожнее! – подала голос одна из продавщиц.

В то же мгновение из служебного помещения вылетела директриса. На лице ее расцветала подобострастная улыбка.

– Софья Борисовна! – запела она, бросаясь навстречу смуглой посетительнице. – Для нас это такая честь!

– Здравствуй, Алена, – довольно холодно ответила та и кивнула на продавщиц. – Кого ты держишь? Это же просто ужас! С таким персоналом в наши дни долго не просуществуешь!

– С персоналом такие проблемы, – горестно согласилась директриса.

– Гони в шею! – безапелляционно заявила посетительница. – Только пусть сначала нам с подругой организуют кофе…

– Мне – чай, – требовательно проговорила блондинка в платье от «Валентино», – китайский зеленый жасминовый.

Директриса сделала знак бровями, и испуганные продавщицы помчались выполнять поручение. Подруги уселись в мягкие кожаные кресла. Шофер или телохранитель смуглой брюнетки молча застыл в дверях.

– Я могу вам чем-то помочь? – заискивающим тоном обратилась к посетительнице директриса.

– Можешь, – ответила та. – Дай нам спокойно поговорить!

Директриса залилась краской и спешно ретировалась в свой кабинет. Оттуда она сделала знак своим подчиненным, чтобы они, обслужив гостей, тоже покинули торговый зал.

Наконец, кофе и чай были сервированы на низком стеклянном столике, и персонал бутика бесшумно испарился. Софья Борисовна Бломберг поднесла к губам маленькую чашечку и проговорила:

– Ленка, ты где, зараза, пропадаешь? Я тебе звонила раз сто, тебя никогда нет дома!

– Ну а что же мне – пропадать от скуки? Сидеть в четырех стенах и лить слезы, если мой неугомонный муженек опять свинтил налево?

– Вот именно об этом я с тобой и хотела поговорить! Ты уверена, что он действительно загулял?

– Ну, Соня, ты же его знаешь! – проговорила блондинка звенящим от плохо скрытых эмоций голосом. – Седина в бороду, бес в ребро! Он ведь как юный пионер – всегда готов!

– Ну, мне кажется, ты торопишься с выводами! Может быть, с человеком что-то случилось, может быть, у него неприятности, а ты, как всякая женщина, думаешь только об одном!

– А о чем еще я должна думать, если он отправился на вечеринку и не вернулся? Что его отправили со срочной дипломатической миссией в Гонолулу? Сонька, почему вообще тебя это интересует? Это наше семейное дело, и никого больше оно не касается! Больше всего меня мучает мысль, что он снова вернулся к этой рыжей мегере, Карине! Так и будет теперь болтаться между нами, как цветок в проруби! Нет, обратно я его не приму!

– Говорю тебе, – Софья Борисовна повысила голос. – Говорю тебе, что дело тут нечисто! Лучше припомни, не было ли у него в последнее время каких-то неприятностей? Он тебе ни на что не жаловался?

– Ну, ты же его знаешь! – повторила Лена. – Он прирожденный оптимист! Жаловаться – это слово не из его репертуара!

– Может быть, по работе у него что-нибудь приключилось? Может, кто-нибудь на него наезжал? Какие-нибудь денежные вопросы?

– Соня, да ты же не хуже меня знаешь – он дома, и вообще вне работы, деловые вопросы не обсуждал! Если я его о чем-то таком спрашивала, он только отшучивался, мол, женщина, знай свое место, поддерживай огонь в домашнем очаге, так что я и спрашивать перестала!

– Ну, может, случайно какой-нибудь разговор слышала? Может, с кем-то он ссорился?

– Ссорился он только с Кариной. Она пару раз ему звонила, злая как мегера, выясняла отношения…

– Ну вот, а ты боишься, что он мог к ней вернуться! Я же помню, он от нее ушел со страшным скандалом… ругал ее на чем свет стоит… Нет, к ней он ни за что близко не подойдет!

– Ну, не к ней, значит, к другой какой-нибудь вертихвостке… Мне от этого нисколько не легче!

Неожиданно Лена усмехнулась:

– А ты знаешь, из-за чего он с Кариной так разругался?

– Нет. – Софья Борисовна придвинулась ближе, боясь пропустить хоть слово. Подоплека чужих взаимоотношений, причины скандалов и разрывов других людей невероятно интересовали ее и за неимением собственной личной жизни занимали все свободное время.

Лена поудобнее устроилась в кресле, допила чай и начала:

– У Илькиной матери были фамильные серьги. Очень хорошие, с огромными изумрудами, достались ей от прабабки, а той – от ее матери. В общем, старинные и очень дорогие…

– Я их как-то видела, – кивнула Софья, – действительно классная вещь, уж поверь мне, я в этом немножко разбираюсь…

– Ну вот, если ты их видела, тем более меня поймешь. В общем, Илькина мать перед смертью взяла с него слово, что он эти серьги отдаст только собственной дочери, если она у него родится, а если дочерей у него не будет, то передаст какой-то их троюродной племяннице. Страшная такая баба, нос как клюв у вороны, волосы как проволока…

Взглянув на Соню, Лена прикусила язык, но та не обратила на ее последние слова внимания и увлеченно слушала продолжение рассказа.