Шкатулка с драгоценностями - Анна Дэвис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что же мне делать с моим непокорным джентльменом? Ответьте, пожалуйста, на привычный адрес. Очевидно, правильная тактика заключается в том, чтобы ничего не предпринимать и ждать, но я боюсь, что мне придется ждать вечно. Я могла бы пойти и найти этого Дьявола и дать ему понять, как редка и бесценна Дайамонд, но ведь так поступают Плохие Девочки, не так ли? И для Плохих Девочек это никогда хорошо не кончается. Я по-дружески делюсь с вами своей дилеммой, дорогие читатели! Вы, может быть, меня не поймете и не согласитесь со мной, но если просто выразите неодобрение, тогда вы не являетесь частью современного мира, для которого я пишу, и можете не трудиться читать мои колонки.
Ах да, одно добавление! Мне стало известно из достоверных источников, что «у доброй владелицы кондитерской «Утренняя слава» на Бейкер-стрит нет усов. Должно быть, это тень».
Возможно, тень, опускающаяся в пять часов.
Дайамонд Шарп».
Это началось как шепот, становящийся все громче. Грейс услышала его однажды поздно ночью в «Саламандре», затем снова на следующую ночь в «Лидо». На третье утро ей позвонил Дики. Прошли слухи, что Декстер О'Коннелл сегодня в девять часов вечера будет читать в «Сайросе» отрывки из нового романа. На звонок Дики менеджер «Сайроса» отреагировал странно. Он не подтвердил, не опроверг слухи. Это, конечно, подлило масла в огонь.
— Тебе следует пойти туда, Грейс, — сказал Дики.
— Я бы не стала этого делать, если ты не возражаешь, — ответила Грейс.
— Он будет читать отрывки из своего нового романа. Ты должна осветить это событие.
— Дики, нет никакого нового романа!
— Но в интервью ты говорила не так. Поэтому перестань упрямиться и постарайся быть там!
Повесив трубку, Грейс зашла в кабинет к Маргарет, закрыла дверь и, не глядя той в глаза, поведала о слухах и в конце сказала:
Я не могу пойти туда, так что вам придется пойти вместо меня и все записать. Если, конечно, будет сказано что-нибудь достойное. А потом я обработаю вашу запись.
На лице Маргарет застыло странное выражение.
— Ну? — Грейс нервно постучала кончиком карандаша по столу.
— Я бы, конечно, с удовольствием! Ради этого готова вылезти вон из кожи!
— В этом нет никакой необходимости.
— Но… — Маргарет нахмурилась и подтолкнула очки на носу.
— Но что?
Маргарет снова поправила очки.
— Мне кажется, с вашей стороны неправильно из-за личных причин отказываться пойти на этот вечер и написать о нем хорошую статью!
— Простите, но это не личные причины. Просто у меня назначена другая встреча.
— Вас просят написать о первом за пять лет публичном выступлении Декстера О'Коннелла, а у вас «другая встреча»? Я, конечно, в восторге и сочту за честь пойти туда! Благодарю вас за приглашение! Но вы тоже обязательно должны быть там. Если вы серьезный автор, то не позволите никаким обстоятельствам помешать вам, и уж тем более какой-то банальной встрече!
Карандаш сломался в руке у Грейс.
Площадь Пиккадилли в солнечное утро четверга. Игривые яркие одежды, настолько короткие, что из-под них виднелись икры, а иногда и колени. Матерчатые шляпы, головные повязки, кричащие туфли-лодочки. Белые шарфики, крахмальные рубашки, масло для волос в таком количестве, что им можно было бы намазать всю Риджент-стрит. Хихиканье. Сплетни.
— Он это сделает!
— Никогда.
— Сделает!
— Никогда.
По мостовой, пошатываясь, идет пьяный; «бентли» пытается объехать его, и в бок ему врезается «ситроен». Истошные гудки.
— Чертов идиот! Пьяный шатается.
Около ресторана «Пиккадилли» горячая ссора перерастает в драку.
— Он этого не стоит, Уильям!
— Стоит!
Двоих раскрасневшихся молодых людей разнимают две девушки.
— Я бы его убила, Агнесс, если бы ты только мне позволила!
— Если ты убьешь моего брата, я убью тебя!
Девушка с длинными рыжими волосами и в шляпе со старомодно широкими полями идет прямо на расфранченного молодого щеголя, тот делает шаг в сторону и кричит:
— Надо смотреть, куда идете, мисс!
Девушка со своим спутником сворачивают за угол на Грейндж-стрит. В ночной клуб «Сайрос», открывшийся на два часа раньше обычного.
В «Сайросе» собирался народ. Очень нетипичная для этого места публика. Совершенно неуместная, как коробка с непарными туфлями на дешевой распродаже. Пока Грейс с Маргарет топтались у стойки бара, покупая напитки и рассматривая окружающих, на стеклянной танцевальной площадке официанты устанавливали ряды складных стульев. Кафедру поставили на небольшую сцену.
— Значит, это правда! — Маргарет сжимала экземпляр «Видения».
— Посмотрим. — Грейс возилась со своим длинным рыжим париком и шляпкой. Она надвинула поля на лоб так низко, что почти ничего не видела.
Половина девятого. Многие сели, хотя некоторые еще прогуливались по бару и оживленно беседовали. Все чего-то напряженно ждали.
— Джонс узнал это из достоверного источника, а Джонсу можно верить!
— А мне рассказала об этом Синтия. Она библиотекарь и разбирается в этих вопросах. В литературе и тому подобном.
Маргарет показала на пару свободных стульев:
— Давайте сядем, пока не заняли все места!
Грейс разглядывала свое отражение в сверкающем стекле. Парик выглядел нелепо. Она тихонько выругалась. Девять часов. Разговоры смолкли. Толпа притихла.
— Думаете, он появится? — На лице Маргарет отразилась смесь надежды и тревоги.
— Не спрашивайте меня. До сих пор мой инстинкт относительно О'Коннелла не срабатывал.
Маргарет возбужденно оглядывалась.
— Разумеется, он придет! Иначе зачем бы открыли клуб? Зачем поставили стулья, кафедру?
— Может быть, до них просто донеслись, как и до всех нас, слухи и они решили на всякий случай подготовиться. В конце концов, в баре продают полно напитков. А вот Сисли, менеджера, почему-то нет. Ах!
— Что?
— Ничего! — Грейс еще ниже спустила поля шляпки и вжалась в стул. Она явно заметила кого-то, с кем ей не хотелось разговаривать. Здесь-то он что делает?
Когда прошло десять минут, напряжение в зале напоминало туго натянутую тетиву. В половине десятого тетива лопнула. Приглушенные жалобы стали громче. Люди пожимали плечами, мотали головой и собирались уходить. Официанты принялись складывать и уносить стулья.
Грейс почувствовала тихое удовлетворение. На лицах всех окружающих она увидела разочарование и гнев, которые испытывала к О'Коннеллу всю неделю. Это была своего рода месть. Заметно повеселев, она повернулась к Маргарет: