Вдоль по радуге - Лора Брантуэйт

В кухню она вышла в таком виде, что не стыдно было бы идти и на собственную свадьбу. Или развод.

С тех пор как Сэм, оговорившись, назвал ее «мисс», она затосковала. Ей очень хотелось бы освободиться от Дэвида. Вообще. Развестись, стать снова свободной женщиной, вернуть девичью фамилию, в конце концов! Лучше носить фамилию своего отца, чем бывшего мужа-садиста.

Проблема в том, что развод ей не светит. В ближайшее время, по крайней мере. И когда это «ближайшее» время закончится, неизвестно.

Подать на развод — это значит дать знать о себе Дэвиду. Протянуть ниточку, по которой он ее непременно найдет. Нить Ариадны, которая приведет к ней чудовище, минотавра. Кажется, она что-то напутала с мифом, но в ее положении это простительно.

Кэтрин глубоко вздохнула. Даже если она когда-то и станет настолько сильна и независима, чтобы осмелиться связаться с Дэвидом и подать на развод, она его вряд ли добьется. Усмешка. Как добиться расторжения брака с одним из самых удачливых адвокатов в своем городе? С его-то связями и деньгами…

В то, что Дэвид даст ей полную свободу по доброй воле, Кэтрин верила не больше, чем в то, что она когда-нибудь станет княгиней Монако. Помечтать приятно, но рассчитывать на такое наивно, если не сказать — глупо.

Она приготовила плотный завтрак. Когда-то Кэтрин прочитала в одной из очень толковых книг о здоровом образе жизни, что завтрак должен быть самым главным приемом пищи. Тогда она решила, что непременно попробует. Когда-нибудь.

А почему все новые и интересные вещи нужно откладывать на это неопределенное «когда-нибудь»? Которое к тому же, вероятнее всего, никогда не наступит!

Да, сегодня она слишком рано встала и теперь необыкновенно голодна, обычной тарелкой хлопьев, тостами и омлетом не обойтись. И это счастливое стечение обстоятельств, благодаря которому одно «когда-нибудь» все-таки наступило. Но бессчетное множество их, этих «подходящих моментов», так и не придет. И приползет ее жизнь к концу, выцветшая от однообразия, тусклая, блеклая — стыдно за такую.

Она делает всегда только то, что уже когда-то делала. Ну почти всегда. По крайней мере, раньше они с Дэвидом путешествовали, причем по новым маршрутам, а недавно она сбежала от него… И это уже хорошо. Но что будет дальше? Она готовит одни и те же блюда, говорит одни и те же слова, наблюдает, лечит, оперирует пациентов с одними и теми же болезнями, носит одну и ту же одежду, а если покупает новую, то она похожа на старую. Почти все ее время уходит на повторение того, что уже когда-то было — сделано, сказано, подумано. «Все как всегда». Но… господи, ей уже тридцать, в лучшем случае ей осталось два раза по столько же! А сколько она успеет? А сколько она не успеет? Она горько усмехнулась. А сколько она не успеет, если будет и дальше делать все так же, как уже когда-то делала? Сколько ее «когда-нибудь» никогда не наступит? Сколько всего интересного и нового с ней не случится?

Что это — кризис тридцати лет или пробудившееся сознание?

Она будет дурой, если это забудет. Если, уже осознав все, проживет жизнь, где вместо живописных полотен и неповторимых гравюр — трафаретные рисунки. Где сегодня неотличимо от вчера и очень похоже на завтра. Ну уж нет!

Кэтрин разбудила Тома спортивным свистком, который в субботу подарил ей в качестве талисмана Грэй. Никогда не делала ничего подобного!

— Мама, я столько не съем! — в ужасе выдохнул он, увидев салат и отбивные с пюре. Чего он так испугался, непонятно.

— А ты попробуй, — предложила она. — Ты ведь не проверял. К тому же ты мужчина, тебе нужно мясо.

— Я хочу мясо на обед…

— Мужчины не хнычут.

— Я еще маленький!

— Правда? Я напомню тебе об этом, когда в следующий раз попросишь посмотреть телевизор до одиннадцати.

Том с достоинством принял поражение и с удивительным аппетитом начал уплетать салат. Кэтрин, удовлетворенная, последовала его примеру.

Опыт показал, что та книжка о здоровом образе жизни была и вправду толковой. Позавтракала она с удовольствием, и это удовольствие даже заглушило тревогу, которая тихо дребезжала внутри, как колокольчик, который трясешь, зажав в кулаке.

Она дала себе обещание начать выписывать по памяти все дела, которые отложила на «когда-нибудь потом» — и, конечно, искать для них реальное время, которое отлично измеряется в координатах этого мира годами, месяцами, днями, часами… Ну или хотя бы понятиями «завтра» и «через три месяца».

На работу она ехала, подпевая Мадонне, чья песня звучала из динамиков. Раньше почему-то стеснялась петь даже наедине с собой. А почему? Разве все обязаны быть совершенством? Ну нет у нее слуха, что же, навсегда отрезать себе путь к пению?

В больнице Кэтрин встретили интересные новости. Новости, можно сказать, уже превратились в сплетню: об этом с энтузиазмом шептался весь медперсонал.

Пациент хирургического отделения (да, отделение имело весьма скромные масштабы, если не сказать — было условным, но все же…) Грегори Даллас устроил скандал: он отказался проходить лечение у доктора Бенджамина Ханта и потребовал вернуть его под наблюдение доктора Кэтрин Данс.

Довольных этим обстоятельством не нашлось. Кэтрин была уважаемым специалистом, но при этом оставалась человеком новым, чужим среди своих. К ней не привыкли пока, пройдет время, прежде чем она превратится из «приезжей дамочки с претензиями» в «члена команды».

Особенно странным казалось все это ввиду того, что Кэтрин была специалистом в другой области и Даллас угодил к ней по чистой случайности.

Согласно официальным правилам Грег имел право сделать то, что он сделал. В Нью-Йорке или в Лос-Анджелесе ему бы и слова против не сказали, как не сказали бы и Кэтрин. Пациент платит за лечение — пациент выбирает, кто его будет лечить. Все логично.

В заштатном, «одноэтажном» городке, где всего одна больница и та на две сотни стационарных мест, из которых, естественно, заняты только десятки, это вопиющий случай.

Кэтрин смекнула это не сразу, ей объяснила Марджори. Кэтрин сидела за столом как в столбняке и думала только о том, что могло подвигнуть Грега на этот… эту… эту выходку. В голове мыслей не было, но почти оглушительно дребезжало то, что еще несколько минут назад Кэтрин считала тревогой. Теперь тревога превратилась в панику. Кэтрин не понимала, что делать, и ей нужно было время, чтобы обдумать ситуацию.

А времени не было, надо было действовать уже сейчас.

— И доктор Хант, естественно, очень зол сейчас. Он слишком дорожит своей репутацией. И если мистер Даллас, человек в нашем городе известный, отказался от его услуг, то это о чем-то говорит… Доктор Данс, а о чем это говорит? — заговорщическим шепотом добавила Марджори.

— Я н-не… не знаю. — Кэтрин чувствовала, что зажглась краской, как алый китайский фонарик.

— Мистер Даллас сказал, что у вас возникло такое взаимопонимание, какого им с доктором Хантом не достичь ни за что, что вы очень компетентный специалист, что он уже к вам привык и ему хотелось бы и дальше выздоравливать под вашим присмотром.