Обыкновенная иstоryя - Наталья Андреева

– Ангелина Бранкович, прозываемая Драговичанкой, ответь мне: верно ли, что ты продала свою бессмертную душу демону по имени Асмодей и поступила к нему в услужение, вредя людям и сживая их со свету?

– …

– Ну же! Я жду! – Он бросил свирепый взгляд на вмиг постаревшую и согнувшуюся Ангелину.

– Да… – сорвался с ее губ едва слышный шепот.

– Громче! – хлестнул епископ.

– Да! Да! – Голос ее срывался, из глаз потекли слезы, и она прикрыла их ладонями.

– Вот видишь, – он был одновременно милостив и высокомерен, – признание облегчило твою душу, ты даже вновь обрела возможность плакать. Пиши, – обернулся он к чиновнику с пером в руке, замершим над протоколом, – Ангелина Бранкович показала, что вступила в связь с демоном Асмодеем… – На секунду епископ раскрыл лежащий перед ним фолиант in quatro, на обложке которого красовалось заглавие «О личинах демонов» и имя автора – Делакруа, пробежал страницу глазами и продолжил диктовку монотонным голосом: – Коий явился к ней в образе древнего змея и изъяснил, что именно он соблазнил прародительницу Еву. Он научил Ангелину Бранкович делаться невидимой и поведал ей, что ему подчиняется семьдесят два легиона бесов, а сам он в адской иерархии подчиняется королю Амоймону. Также он поведал, что сам он сын Каина и демонической блудницы Ноамы. Он – супруг младшей Лилит, которая от головы до пупка подобна прекрасной жене, а от пупка до земли – огонь пылающий. Этот демон блуда, князь инкубата и суккубата признался сей ведьме в том, что это именно он повинен в массовой одержимости монахинь из Лудуна и Лувье. Он же разжигает в людях ярость и подстрекает к мятежам и волнениям против законной власти, он, Асмодей, олицетворяет неистовый огонь – адское пламя и бунт… – Епископ на секунду прервался и, обернувшись к Ангелине, елейным голосом спросил: – Госпожа Бранкович, я верно передаю вашу мысль?

Сникшая женщина, сейчас больше похожая на тряпичную куклу, обреченно кивнула.

Епископ Нидер удовлетворенно улыбнулся уголками рта и потер ладони:

– Ну что ж, тогда продолжим…

Вечером епископ Нидер бодрой походкой вошел в свои покои, держа под мышкой толстую папку, набитую листами с копией протокола. Суд назначили на понедельник, и у него было время поработать с бумагами. Устроившись за столом, он достал из ящика чистый конверт и подписал его «Ректору Равенсбургского университета». После этого достал белоснежный лист почтовой бумаги с вензелем в углу и округлым вкрадчивым почерком вывел следующее:

Долговязый беззубый старик с высохшим будто пергамент желтым лицом с раннего утра толкался на рынке среди суетливой и шумной субботней толпы, временами перебрасываясь с торговками то добродушными прибаутками, то злобной бранью.

– Что ты тут отираешься, Кривой Шульц? Проку с тебя нет, ничего не покупаешь, только людей распугиваешь кафтаном своим чернющим. – Бойкая молочница Эмма в белоснежном фартуке уперла кулаки в пышные бока и задорно вскинула голову, покрытую затейливо подвязанным кокетливым чепцом. – Чего вырядился-то? Аль погулять на похоронах собственных решил, ворона старая?

– Цыц, проныра! – Старик зыркнул на Эмму единственным глазом, второй уж много лет как был затянут бельмом. – Лучше волосья свои прибери, вон, космы какие выбились, не позорь мужа!

– Ишь, блюститель выискался! – Молочница обиженно поджала губы, но волосы нехотя прибрала под чепец.

– А ты чего раскомандовался, старый? – прищурилась на долговязого Шульца пожилая торговка тыквенными семечками, стоявшая за соседним прилавком.

– А то, соседка Гордана, что для ее же блага, – он пренебрежительно кивнул в сторону молочницы, – заметку ей делаю. Ведь не понимает дуреха, зелена еще, что за времена-то грядут… Вы новости-то хоть слыхали?

– Не-е-ет, – хором выдохнули торговки, расширив глаза.

– Ну ладно… – Старик пригнулся ниже и заговорщически понизил голос: – Но только вам говорю. Смотрите не проболтайтесь!

– Нет-нет! – Обе усиленно замотали головами.

– Ангелина – товарка ваша, ну та, у которой вы травы брали… – он сделал выразительную паузу, – ведьмой оказалась. Страсть, что у нее дома нашли! Младенцев на кладбище раскапывала и мазь из них делала, чтобы на шабаши бесовские летать…

– Да ну! – Эмма и Гордана даже присели от ужаса.

– Вот вам и ну. Верный факт. – Кривой Шульц назидательно поднял узловатый палец с треугольным грязным ногтем. – Официально установленный. – Хитро прищурившись и наклонив голову, он притворно удивился: – А то вы не знали? Вы ж товарки первые, это ж весь город знает!

– Мы-ы? – Торговки даже задохнулись от возмущения.

– Да мы, если хочешь знать, и на порог ее не пускали, – начала мигом раскрасневшаяся Эмма, – а отвары ее бесовские я и сама никогда не пользовала и других отговаривала!

– Я как чуяла, как знала, – причитала Гордана, охая и отфыркиваясь, словно бы запыхавшись от долгого подъема на кручу.

– Так вот, спрос с вашего брата будет теперь куда строже, – назидательно продолжил старик. – У епископа Нидера не забалуешь, у него глаз на непорядки по вашей части наметанный. А потому ежели не хотите впросак попасть, то блюдите себя зорко, да и за другими присматривайте. – Обе торговки испуганно закивали. – А про то, что у ведьмы в доме нашли, смотрите, никому не слова! Я и так уже лишнего тут с вами наболтал. Помочь вам, дурехам, хотел по-соседски, а вы… – Шульц махнул на них рукой с выражением полного разочарования на лице и повернулся, будто б собравшись уходить.

– А что мы, что мы, – загомонила Гордана, выскакивая из-за прилавка, – мы не со зла, соседушка, а по бабьей глупости, ты вот на-ко, семечек возьми да замолви там за нас словечко-то, не брали мы отваров у ведьмы этой никогда, не брали! А ты что стоишь столбом? – напустилась она на Эмму. – Налей парного молочка герру Шульцу, сыру заверни.

Обе торговки засуетились, набивая плетеную корзину, извлеченную откуда-то из-под прилавка, разнообразной снедью.

– Ладно, будет вам, – словно нехотя буркнул старик, подхватывая корзину из рук Эммы. – Заболтался я тут с вами, а у меня делов еще невпроворот. И в артель белошвеек еще надо поспеть. А вы смотрите мне, – он грозно насупил лохматые седые брови, – никому ни гу-гу, не подведите меня! – И, развернувшись, зашаркал прочь.

Едва его фигура скрылась за углом, Гордана подхватила юбки и бросила через плечо:

– Предупрежу Марту-зеленщицу, она моей куме своячница, ей можно, а ты пока за товаром пригляди!