Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II - Петр Романов

Безграничными в России эпохи Александра I были только просторы, а не материальные и финансовые ресурсы. Часть наиболее острых финансовых проблем благодаря Сперанскому удалось решить, но все равно, выделять на армию столько средств, сколько реально было необходимо, учитывая угрозу вторжения, правительство не могло.

Не хватало и людских ресурсов, уже изрядно растраченных в ходе предыдущих войн с Наполеоном. Достаточно взглянуть, как постепенно с 1800 по 1812 год снижались официальные требования, предъявляемые к рекрутам. Если в начале века в русскую армию забирали мужчин от 17 до 35 лет и ростом не ниже 1,6 метра, то к 1812 году русский рекрут стал старше на пять лет и ниже на десять сантиметров: в рекруты брали уже и сорокалетних не ниже 1,5 метра роста. Если учесть, что срок службы солдата составлял тогда 25 лет, то нетрудно представить себе, насколько великовозрастной в 1812 году была основа русской армии – пехота.

В отличие от русской артиллерии, которая, благодаря гатчинским экспериментам, оказалась к войне 1812 года полностью (как по вооружению, так и по выучке) готова, пехота в канун войны по многим параметрам серьезно отставала от французской. Что также было предопределено Гатчиной, а именно: ориентацией императора Павла I, а затем и Александра I на прусский военный опыт. В ноябре 1796 года, в первый месяц царствования Павла, у армии появились новые военные уставы, представлявшие собой переработанные уставы Фридриха Великого.

С этими военными представлениями русская армия прожила до аустерлицкого позора 1805 года, когда сама жизнь заставила многое пересмотреть в военном деле. В результате русские военачальники в чем-то вернулись к наследию своих талантливых предшественников – Суворова и Румянцева, а кое-что позаимствовали у Бонапарта. Новый устав о пехотной службе появился в 1811 году. К январю 1812 года русская армия получила и так называемое «Учреждение для управления большой действующей армией» – документ, высоко оцененный военными историками. Данное наставление, в частности, предоставляло главнокомандующему почти полную самостоятельность в ведении военных действий и предусматривало строгое единоначалие. Аустерлицкий казус, когда при обилии генералов (не говоря уже о двух императорах) никто толком не знал, кто же принимает окончательные решения, не должен был повториться.

Летом 1812 года появилось и важное «Наставление господам пехотным офицерам в день сражения», куда вошли многие рекомендации, продиктованные уже не прусским, а русским и французским военным опытом. К сожалению, немногие офицеры успели ознакомиться с этим важным наставлением до начала боевых действий, а уж тем более переучить своих солдат. К началу вторжения Наполеона русская пехота в своей основной массе все еще была обучена на прусский лад. Таким образом, переучиваться русскому пехотному офицеру и рядовому пришлось уже в бою.

К тому же (в отличие от тех же артиллеристов) и вооружение тогдашнего русского пехотинца оставляло желать лучшего. Пехотное ружье имело 28 разных калибров, что, естественно, создавало массу сложностей. Дальность стрельбы достигала всего 200 метров, а скорострельность равнялась одному выстрелу в минуту. (Для сравнения заметим, что скорострельность русского артиллерийского орудия в 1812 года достигала трех выстрелов в минуту.) Нарезного оружия в русской пехоте также было еще мало, штуцера выдавались лишь унтер-офицерам и лучшим стрелкам – 12 на роту.

В том же переходном состоянии, что русская армия, пребывали в 1812 году и военные представления самого императора Александра I, а именно от него зависел выбор той или иной стратегии на случай французской агрессии. Уже поняв несостоятельность многих аспектов прусской военной доктрины, он тем не менее все еще находился под влиянием немецких военных специалистов. Тень Фридриха Великого все еще витала над Эрмитажем и не давала покоя русскому императору.

В результате, несмотря на протесты многих русских военачальников, император в качестве стратегического плана войны с Францией взял на вооружение план прусского генерала Фуля – последователя известного военного теоретика фон Бюлова. Согласно Бюлову, главным объектом военных действий должна быть не армия противника, а ее коммуникации и базы снабжения. Уклоняясь от генерального сражения и одновременно последовательно разрушая вражеские базы снабжения, можно, по Бюлову, малой кровью выиграть кампанию: подразумевалось, что силы неприятеля неизбежно иссякнут сами собой.

На этом логическом построении и базировались рекомендации Фуля императору Александру I – разбить все русские силы на три части. Согласно замыслу, 1-я Западная армия под командованием Барклая-де-Толли должна была, медленно отступая, сдерживать войска Наполеона, 2-я Западная армия под командованием Багратиона – громить тылы наступающих французов, а 3-я Резервная армия Тормасова – прикрывать Киев и богатые продовольствием южные районы России.

Этот замечательный план, правда, полностью игнорировал весь предшествующий опыт наполеоновских войн, в частности излюбленную и многократно опробованную тактику корсиканца – громить противника по частям. Если в иных случаях Наполеону приходилось исхитряться, чтобы заставить противника разъединить свои основные силы, то здесь по рекомендации Фуля русские сами добровольно расчленили все имевшиеся в их распоряжении боевые соединения на три части и расположили их вдалеке друг от друга.

Если французский стратегический план грешил очевидной легковесностью, то русский (прусский) стратегический план оказался необычайно громоздким и усложненным, он мог быть реализован лишь на бумаге, но не в реальной жизни. Русским предложили воевать уже давно устаревшим и неподъемным прусским двуручным мечом.

Правда, русские поняли свою ошибку быстро. Практически сразу же после перехода Наполеона через Неман 1-я и 2-я русские армии начали маневрировать, чтобы соединиться. Попытки Наполеона воспрепятствовать этому, чтобы разбить противника по частям, не удались. После ряда кровопролитных столкновений с наседавшими французами русские войска 22 июля (3 августа) соединились у Смоленска. Откуда, впрочем, под натиском неприятеля довольно быстро отошли еще дальше, к Москве.

Новое отступление русской армии вызвало в обществе смешанное чувство страха и негодования. Барклай-де-Толли, командовавший до этого русскими войсками, был смещен, а на его место назначен Кутузов.

Михаил Барклай-де-Толли происходил из старинного шотландского рода, предки которого в XVII веке переселились в Россию. Он сумел войти в русскую историю как хороший полководец, толковый военный министр, смелый и порядочный человек, что по любым меркам уже немало. Барклай успешно воевал с турками, шведами, прекрасно показал себя в двух самых крупных битвах русских с Наполеоном – при Прейсиш-Эйлау и Бородино, где он командовал правым крылом и центром русских войск.

В значительной степени как раз благодаря Барклаю русская армия после Аустерлица начала постепенно реформироваться. Именно он в качестве военного министра работал над новыми военными уставами и составил «Учреждение для управления большой действующей армией» – документ, столь высоко оцененный военными историками. Наконец, именно Барклай не позволил Наполеону разбить по частям русских на первом этапе войны, успешно (в условиях большого превосходства французских войск) осуществив планомерный отход и соединение под Смоленском двух русских армий. После смерти Кутузова все тот же Барклай успешно руководил русской армией в походах 1813–1814 годов против Наполеона, отличился в сражениях при Лютцене, Бауцене, под Торном, Кульмом, Лейпцигом и Парижем. Закончил свою блестящую военную карьеру Барклай в звании фельдмаршала.