Виктория - Лилия Фандеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты, вообще, что здесь делаешь? Как ты меня нашел?
– Подрабатываю банщиком, – ответил он, набирая воду в тазик и в ведра. – Сейчас я выйду, ты снимешь сорочку и сама примешь водные процедуры, начиная с головы до ног. Это понятно? Мыло и шампунь на местах. Сухую сорочку и полотенце мы нашли в доме в шкафу. Могу помочь одеться. Разговор продолжим в доме, там нас Степановна ждет.
Он оделся, дождался Вику, которая выглядела гораздо лучше, завернул ее в одеяло и отнес в дом. В доме было тепло. Он положил Викторию на кровать, налил в стакан воды, бросив туда таблетку, и протянул стакан ей: – «Держи. Пей до дна и засыпай. Поговорим позже», – сказал он и вышел из ее комнаты.
– Как думаешь, она долго проспит? – спросила Степановна, сидя за столом. – Ты Вику давно знаешь?
– Мы шесть лет назад пожениться собирались, но она меня бросила, застав с другой. Когда у меня сын родился, она стала его доктором, потом крестной мамой, – ответил Виктор, вспоминая прошлое.
– Других, значит, докторов не нашлось? Ты решил соперниц сделать подругами. Это, каким же надо быть бестолковым, чтобы такое придумать. У тебя, Витя, вместо мозгов солома?
– У меня их, можно сказать, нет. А что там вместо них не знаю. Расскажите мне о ней, – попросил он. – Все, что знаете.
– Да много и рассказывать то нечего. Катерина, ее мать, замуж вышла не от большой любви. Она девка была бойкая и красивая, зараза. Ни одному голову вскружила. А Андрей два вершка от горшка, сморчок, одним словом, но городской. Свадьбу сыграли, как положено. Вот поселок и видел этих Карповых в первый и последний раз. Иванович, после свадьбы, молодым дом своего отца отремонтировал и отдал. Там Вика с родителями и жила. Отработал Андрей Павлович в нашей школе три года и увез жену и дочку в город. Вике тогда года два было. Лет через семь, Катерина с дочерью вернулась. Дочь на Михаила с Машей оставила, а сама укатила. Вике девять было, она с моим внуком в одном классе училась, когда в нашу школу пошла. Маленькая, худющая, одни зеленые глаза на пол лица. Ее сразу и прозвали Дюймовочка. По началу, то мать приезжала, то отец, а через год один почтальон вспоминал о девчонке, принося раз в месяц перевод или посылку. Девчонки в свою компанию ее не брали, да на нашей улице и мальчишек больше было, они с ней и дружили. К пятнадцати годам наша Дюймовочка подросла и стала всем на зависть, но осталась сорвиголовой. Ей бы мальчишкой родиться, все было бы иначе. Пошла в медицинское училище и закончила его с отличием. Тут и мать с сожителем нарисовалась. Иванович опять дом починил и отдал дочери, а Вика так и осталась жить у стариков. Жили тихо, не буянили. Василий даже работу искал. Но скажи на милость: как можно прожить, не работая и выпивая каждый день? На что? Но, что хочу сказать, в дом никого посторонних не приглашали и наведывались либо они к старикам, либо старики к ним. Вика после училища работать в больницу пошла. Жених у нее был, в армию его проводила. Летом, в июне, двухтысячного приехал к Катерине кто-то из города. Когда приехал, никто не знал. Дом то почти у леса стоит. Сын мой, наш участковый, Степан Кузьмич, рассказывал, что пришел Михаил и рассказал, что в доме Катерины все мертвые. Слухи ходили разные, но свидетелей не было. Городской застрелил Василия, это доказали, что Катино сердце не выдержало – доказали. А чего оно не выдержало? Вика могла вырваться и убежать, как говорили, а ведь могла и быть изнасилованной. Городской то ли сам головой об печь приложился, то ли помог кто, что кровью истек. Жена Михаила, увидав все, Богу душу отдала. Михаила под домашний арест. Вот так в один день четыре трупа и получилось. Но я думаю: убей Иванович городского, он бы деньжищи забрал, да побрякушки дорогие. Да и Вика не поддалась бы пьяному. Даром, что ли с мальчишками выросла. Так вот и остались Михаил с Викой одни. Михаила оправдали, а языки у наших баб без костей, без оговоров да домыслов не обошлось. Девчонка и в город уехала от сплетен подальше. Потом в университет поступила. Дед ею очень гордился. Он ее у калитки каждый выходной ждал. Знал, когда автобус приходит. Она ни один выходной не пропустила, а то и на два приезжала. Работала и училась, а деда не бросала надолго. Мои внуки живут здесь, а вижу я их раз в месяц. Позже, Вика на машине стала приезжать. Михаил говорил, что замуж собиралась, но не вышла. А это значит, ты был тем женихом? Промахнулся ты, Витя. Таких девушек, как Вика мало, она не из тех, которые норовят жить для себя. Я не знаю, какой она врач, но человек она душевный и добрый. А все это от одиночества. Была у нее забота, а теперь нет. Ты береги ее. Не можешь жениться, подари ей ребенка. Я с похорон заметила, как она на тебя смотрит. Так, Витя, на икону смотрят, когда в церкви молятся, с надеждой и любовью, – глядя на него, говорила соседка. – Что-то я заболталась с тобой. Ты в подвал спустись, выбери, что к жареной картошке больше для тебя подходит, то и доставай.
В доме было тепло и вкусно пахло жареной картошкой с румяной корочкой. Этот запах и разбудил Викторию. Прошло часа три ее сна. Она тихонько лежала в кровати, прислушиваясь к разговору в доме, и пыталась вспомнить сегодняшний день. Ей не все поддавалось «восстановлению». Она помнила, как приехала вчера, как растопила печь, но события сегодняшнего дня, кроме мойки в бане, не вспоминались. « Я сегодня была у деда? Не была. Иначе бы мои джинсы сушились у плиты на веревке, а не валялись на стуле. Докатилась. Значит, и баню, и дом сегодня протапливала не я. Витя приехал сам или Степановна вызвала спасателя? Стыд! В любом случае, спасибо им. Пора мне прекращать заливать горе. Да, дозы маленькие, но я начинаю соображать все меньше и меньше».
– Витя, ты в сумке у нее посмотри, может, сменную одежду взяла. На это много ума не надо, – услышала Вика голос соседки.
– Хватило у меня и ума, и мозгов. Вещи мои в шкафу. Все старенькое, но чистое. Для вашей глуши