Ненужные - Александр Варго

– Жри свою шлюху, старый козел! – продолжал истошно вопить Сапог, размахивая мумифицированной головой, как пращой.

Данилыч был настолько напуган и ошарашен, что полностью утратил способность что-либо соображать и лишь вяло загораживался руками. Он споткнулся, едва не потеряв равновесие, и в этот момент мертвая голова с силой ударила ему в лоб. Облеплявшие череп заскорузлые клочья скальпа не выдержали, и волосы с сухим треском порвались, оставшись в руке Сапога. Голова же отлетела в стену и, отскочив словно мяч, исчезла в сумерках.

Данилыч поднял трясущуюся руку с «розочкой», но Сапог с легкостью выбил ее ногой, и та упала на пол, звеня откалывающимися зубцами.

Злобно пыхтя, уголовник поднял безволосый череп. Перебросил его из руки в руку, как баскетбольный мяч, затем прислонил его к своему лицу и засюсюкал, кривляясь:

– Привет, Данилыч! Мне было очень холодно и одиноко без тебя!

– Ты… – помертвевшим голосом начал Данилыч. Все происходящее казалось ему нескончаемым кошмаром, и он был готов на все, чтобы вырваться из мерзко-липких щупалец этого хоровода безумства.

– Ты…

Сапог снова захихикал, и Данилыч на мгновение зажмурился. Ужасающая догадка ядовитым пауком заскреблась прямо возле сердца пожилого мужчины, жадно раздирая своими челюстями трепещущую плоть.

– …меня тут разобрали на запчасти, – продолжал писклявым голосом Сапог. – Может, склеишь меня? А потом я у тебя отсосу!

– Не может быть… – прохрипел Данилыч, открывая глаза. Он покачивался, как сухая надломленная ветка, которую яростно трепал ветер, вот-вот грозя сорвать и унести прочь в мглу. Даже при скудном освещении пыльной лампочки он видел, что сморщенное, искаженное в безмолвном вопле мертвое лицо когда-то принадлежало женщине. А эти рыжеватые обрывки волос…

Находясь на грани потери сознания, он не своим голосом завопил:

– Это не она! Это… не может быть Ниной!!!

Сапог скользнул к отцу и с ненавистью сунул голову ему прямо под нос:

– Забирай ее. Наконец-то вы вместе.

В глазах у Данилыча помутнело, затем что-то с оглушительным хлопком взорвалось. Горестно вскрикнув, старик потерял сознание, провалившись в бездонно-осклизлый колодец вечности.

Сапог повертел головой, выискивая бутылочное горлышко. Поднял его, шагнул к лежащему без сознания Данилычу. Несколько секунд уголовник плавно водил острым концом по щетинисто-грубому, рано состарившемуся лицу отца.

– Нет, – шепнул он, выпрямляясь. – Я передумал. Оставлю тебя здесь, под замком.

После этого Сапог разбил «розочкой» лампочку, погрузив подвал в густую угольную тьму, быстро вылез наружу и захлопнул дверь, щелкнув массивным замком.

Одна дверь гаража была распахнута настежь, порывы ледяного ветра время от времени раскачивали ее, впуская внутрь серебристое облако снежинок. Ветер словно намеревался заглянуть к гости на жуткую вечеринку, но каждый раз передумывал.

Леха зачерпнул ладонью горсть снега и приложил ее к кровоточащему носу.

– Сапог, твой батя мудак, – сообщил он с мрачным видом, закидывая голову вверх. – Сломал мне нос.

– Он мне уже не батя, – отрезал Сапог, бросая в сторону «розочку». С отвращением взглянул на застывшего в позе эмбриона Керосина, который неподвижно лежал на боку, таращась остекленевшими глазами в никуда.

– Этот гребаный торчок обделался, – сказал Леха, проследив за взором Сапога. – Весь гараж провоняет, потом хлоркой не выведешь. Давай его на улицу выкинем?

– Нет. Он мне нужен утром для одного дела.

– Он все равно сдохнет ночью, – продолжал убеждать Леха приятеля. – Посмотри на него. Ему от силы осталось пару часов.

Сапог пнул Керосина в плечо, и тот что-то бессвязно промычал в ответ.

– Когда таким, как он, нужно ширнуться, он проживет намного дольше, – произнес Сапог. – Закрывай дверь и пошли.

Леха загремел воротами, запирая гараж на засов, и проследовал за уголовником.

В хибаре Сапог отыскал пакет с остатками провизии и выпивкой, распечатал бутылку водки, хлебнул прямо из горлышка, затем по очереди плеснул на руки. Потер между собой, понюхал, затем торопливо вытер об выцветшие джинсы. Ему казалось, что запах плесневелых волос мертвой женщины въелся намертво в его ладони.

Леха долго молчал, затем все-таки несмело подал голос:

– Сапог, ты что, замочил Данилыча?

Уголовник покачал головой.

– А что там было? Че за фишка? Или я что-то пропустил? – продолжал допытываться Леха, и Сапог недобро уставился на друга:

– Ты когда там был последний раз? Ну, внизу?

Молодой человек наморщил лоб, напрягая память.

– Эээ… Типа, не помню я. Это еще до твоей отсидки было, кажись. Да и чего там делать? Там, кроме крыс, ни хера нет ниче интересного. Я даже не знаю, где ты ключ нашел…

– Нашел, – процедил Сапог, снова прикладываясь к бутылке. Вся скудная закуска валялась на полу, затоптанная обувью, но голода никто из мужчин не испытывал. Его с готовностью заменил хлещущий через край адреналин – настолько быстро и непредсказуемо развивались события.

– Сапог, я тут вообще почти не бывал, как ты сел, – добавил Леха. Он взял протянутую приятелем бутылку и сделал глоток. Поперхнулся, рыгнул. Ноздреватые щеки в рытвинах стали цвета переваренной свеклы.

– Я тебе скажу, что там, – вдруг сказал Сапог. – Только одно условие.

Леха едва не отпрянул с испуга, увидев его сверлящие безжизненные глаза, словно два ржавых острия.

– Вякнешь кому – разрежу вдоль, как карася, – тихо сказал Сапог. – Веришь? Мне терять нечего.

Леха облизал вмиг пересохшие губы. Он почему-то представил себе бедную распотрошенную рыбу – вся в крови, слизи и ошметках внутренностей… Вроде уже ей кирдык, а все еще хвостом крутит и извивается, словно хочет обратно в свой пруд…

– Тогда пока не надо, – ответил он, чувствуя, что слышит свой сбивчивый и неуверенный голос будто бы со стороны.

Сапог улыбнулся, но глаза его оставались ржавыми наконечниками копий:

– Вот и хорошо. Всему свое время.

Наверху что-то скрипнуло, и они одновременно повернули головы.

«Девки», – шевельнулась у Сапога мысль, и он почувствовал странное ощущение в низу живота. Словно легкий весенний ветерок пробежал, вызывая сладкую истому. Где-то он слышал слюнявое выражение, мол, «бабочки по животу». Тогда он снисходительно усмехнулся, типа, что за бабские сопли?! Какие, на хрен, бабочки?!

Но сейчас, думая об этой юной соплячке наверху, Сапог был почти готов поверить в этих самых пресловутых бабочек, бестолково ползающих по пузу и хлопающих своими крыльями…

«Бабочки…» – мысленно повторил он, пытаясь воссоздать в сознании образ старшей девочки. Четкой картины не было, но уголовник был удовлетворен тем, что получилось – длинные темные волосы, румяные от мороза щеки и широко распахнутые глазища с длинными ресницами…